Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только смотрите, я весьма беспокойный спутник, — честно предупредил он.
— Мы видели.
У западных ворот творилось самое настоящее столпотворение! Польские королевские латники, мадьяры, сербские юнаки, румынская пехота — кто только не рвался поживиться пожитками богатых турок… Впрочем, не только турок.
Кто-то их воинов тащил за лапы гуся, видать, собираясь его тут же пожарить, гусь вырывался, гоготал, махал крыльями, даже умудрился хватануть клювом обидчика-похитителя, пока тот не скрутил ему голову. Многие уже выбирались из опустошенных домов, со счастливыми улыбками таща за спиною увесистые тюки награбленного добра. Конечно же, вовсю пользовали и девок… Правда — похоже, никого больше не убивали. Хоть и на этом спасибо.
— Вон Кончевич! — тронув Лешку за рукав, Лука кивнул на небольшую толпу народа, человек, наверное, с десяток. Громко гомоня, те вытаскивали из ближайшего дома какого-то молодого турка…
— Ага! — громче всех орал Кончевич, — Ну, вот, щенок, мы и встретились! Есть Бог на небе! Помнишь Доместицы и мою руку?
Размахнувшись, он ударил турка кулаком по лицу, тот упал наземь, и толпа с криком «Черной крови супостатов напейтесь!» принялась пинать упавшего ногами… Правда, не долго.
— Да это ж девка! — громко закричал кто-то. — А ну-ка, разденем ее.
Полетели в разные стороны части одежды…
— Я, я первый! — кричал Кончевич. — Эта сука мне руку поранила.
Лешка переглянулся с парнями — все трое спешились, Леонтий подхватил поводья… Девка? Турчанка? Правда, это могло быть и совпадением, но…
Толпа радостно гоготала… И вдруг резко стихла! Так лопается струна… Все попятились от турчанки, словно бы та оказалась больной какой-то страшной заразной болезнью. Даже надменный серб Генчо Кончевич — и тот поумерил пыл, даже подтянул штаны.
— Родинка, — негромко произнес он. — Вы выдели? Родинка… Да это ж та самая ведьма… А ну, вяжите ее, ребята, да смотрите, больше не бейте. Я лично доставлю ее воеводе в целости и сохранности!
— Что тут такое происходит, Генчо? — подбежав ближе, спросил Алексей, уже узнавая в сидевшей на мостовой голой избитой девчонке Феклу… то есть — Халию.
— Да видишь, поймали турка… Того самого, что ранил мнея под Доместицами. Хотели казнить — а он оказался девкой, ну тогда раздели… А на спине… Да смотри сам! Во-он, под левой лопаткой… видишь?
— Ну, вижу, родинка, кажется.
Кончевич усмехнулся:
— Не кажется — а так и есть! Это ж примета!
— Какая еще примета? — не понял Лешка.
— Да ты что, не слышал, что ли? В начале осени эта сучка чуть было не погубила самого короля! — Генчо оглянулся по сторонам, и, понизив голос добавил. — Пробралась, видишь ли, в королевскую постель, а потом… Короче, если б не верные слуги — не было бы у поляков и венгров короля! Правда, эта тварь неизвестно, каким образом, ухитрилась бежать. Так ведь ее тогда и не поймали, хотя приметы были разосланы, и гайдуки раздевали всех подозрительных девок… впрочем, не только подозрительных…
Однако! Старший тавуллярий в который раз уже подивился уму и самообладанию Халии — это ж надо, так изменить облик! Прикинуться такой убогонькой замарашкой, которую не то, что раздеть — дотронуться страшно! Как еще башибузуки на нее польстились? Наверное, от бедности только…
Халия спокойно сидела на мостовой, обняв руками подтянутые к животу ноги и опустив голову. Черные растрепанные волосы ее падали на плечи и спину, но все же под левой лопаткой хорошо просматривалась родинка.
— Ну, что стоите? — Генчо Кончевич раздраженно посмотрел на сербов. — Сказал же — вяжите ее!
— Но… господин сотник… Она ж ведьма!
— Эх, храбрые воины… — Кончевич с презрением сплюнул. — Ничего нельзя поручить. Дайте сюда веревку!
Рывком подняв пленницу, он заломил ей за спину руки и, умело связав, подтолкнул:
— Шагай!
Халия не сопротивлялась, она, вообще, казалось, думала о чем-то своем, лишь на разбитых губах играли презрительная усмешка. Леша даже поежился — а сам-то он смог вести себя так перед лицом неминуемой смерти?
— А она ничего, — заметил кто-то из сербов. — Смазливенькая… Может, и в самом деле стоило с ней поваляться? Так еще не поздно, а, Генчо?
— Я вам поваляюсь! — обернувшись, погрозил Кончевич. — Сказано — при поимке доставить ведьму в целости и сохранности — вот я и доставлю.
— Так поймали-то мы…
Сию реплику сотник гордо проигнорировал, да не столь уж громко она и звучала.
— Слышь, Кончевич, — позвал Алексей. — Ты Здравко не видел?
— Чолича? — сотник повернул голову. — Так он погиб, кажется…
— Погиб? — Лешка вздрогну. — Где? Как?
— Говорят здесь же, у этих ворот… Но я сам не видел.
— Пойдем, поищем, — тронул за плечо Алексея кто-то из близнецов. Лешка рассеянно повернулся:
— Да-да, поищем… конечно…
Аккуратно сложенных в ряд убитых — сербов, поляков, венгров — уже готовили к погребению, пленные турки невдалеке копали могилы. Православный батюшка и католический капеллан — оба в одинаковых черных рясах, длинноволосые, только капеллан — бритый и с тонзурой — лениво переговариваясь, готовились к заупокойной службе. Каждый к своей. Католиков и православных, естественно, хоронили отдельно… Как и турок — для тех пригласили муллу — седого высокого старика в зеленой чалме хаджи — державшегося с невозмутимым достоинством. Лишь, посмотрев на пленных, осведомился у священников — что с теми будет.
— Мы не казним их, — дружно заверили те. — По возможности, обменяем на наших.
Мулла улыбнулся и воздел руки к небу:
— Иншалла!
Пока близнецы осматривали убитых, старший тавуллярий подошел к священникам, осведомившись насчет Чолича.
— Чолич? Серб? Нет, такого, вроде бы, не было.
То же вскоре подтвердили и близнецы.
— А раненые? — встрепенулся Лешка. — Где раненые?
— За воротами разбиты шатры — лазарет.
Шатры? За воротами?
Парни взметнулись в седла…
Лешка не очень то и понимал в этот момент — ну, казалось, что им до какого-то Чолича, пусть даже хорошего парня? Кто для них этот молодой серб? Случайный знакомый, не больше. И все же… И все же, очень хотелось, чтоб он был бы жив.
И еще… Поиски Чолича заставляли хоть немного отвлечься от того, что сейчас творилось в захваченном крестоносцами городе, точнее сказать — освобожденном…
Хлестнув коней, парни наметом вынеслись за ворота.
— Вон шатры, — махнул рукой Лука. — У рощицы.
Коней — в галоп! Рванул в лицо ветер…