Ле Сёр бросил взгляд на радар. Пока все хорошо. Нет признаков льда, и те немногие суда, что оставались в Большой Ньюфаундлендской банке, стояли в стороне от их курса. Он тронул шкальный диск информационного дисплея морской карты, изменяя показатель на двадцать четыре мили. «Британия» приближалась к определенной точке маршрута, в которой автопилот должен будет выполнить коррекцию курса, в обход скал Каррион-Рокс с подветренной стороны. После этого путь ляжет прямо на гавань Сент-Джонса. На мостике появился Кемпер.

— Как обстановка на пассажирских палубах? — спросил Ле Сёр.

— Настолько удовлетворительно, насколько можно было ожидать, сэр. — Патрик помолчал. — Я доложил корпорации о смене курса.

Ле Сёр нервно сглотнул.

— Ну и?..

— Много недовольного пыхтения, но пока никакой официальной реакции. Они отрядили группу должностных лиц, чтобы встретить нас в Сент-Джонсе. Вообще-то, новость их потрясла. Главное беспокойство — нежелательная реклама. Когда пресса за это ухватится… — Кемпер умолк и покачал головой.

Негромкий звонок картплоттера оповестил о том, что нужная точка маршрута достигнута. Пока автопилот автоматически перестраивался, Ле Сёр чувствовал легчайшую вибрацию: новый курс чуть-чуть изменил угол судна по отношению к волне и качка усилилась.

— Новое направление два-два-ноль, — негромко доложил Ле Сёр, обращаясь к Мейсон.

— Подтверждаю новое направление два-два-ноль.

В окна мостика ударил ветер. Из окон был виден только нос корабля, наполовину скрытый туманом, а за ним — серая бесконечность.

— Мистер Ле Сёр.

— Да, капитан?

— Меня беспокоит мистер Крейк, — тихо сказала она.

— Начальник радиосвязи? Почему?

— Мне кажется, он чувствует себя не совсем в своей тарелке. Похоже, заперся в радиорубке. — Мейсон кивнула в сторону двери в задней части мостика.

Ле Сёр удивился: он редко видел эту дверь закрытой.

— Крейк? Даже не знал, что он на мостике.

— Я должна быть уверена, что все палубные офицеры работают как единая команда. У нас шторм и свыше четырех тысяч испуганных пассажиров и членов экипажа на борту, а впереди нелегкие времена, когда мы достигнем Сент-Джонса. Боюсь, Крейк чувствует себя насильно втянутым во все это. Мы не можем себе позволить иметь в команде хотя бы одного сомневающегося или сеющего разлад. Не то время.

— Да, сэр.

— Мне нужна ваша помощь. Я не намерена поднимать шум, мне бы хотелось перемолвиться словом с мистером Крейком, спокойно, наедине.

— Пожалуй, это было бы разумно, сэр.

— Судно движется на автопилоте, до момента поворота на Каррион-Рокс еще четыре часа ходу. Попрошу вас на время покинуть мостик, чтобы я могла поговорить с Крейком без помех. И мне кажется, особенно важно, чтобы отсутствовал мистер Кемпер.

Ле Сёр колебался. Регламентирующие правила требовали, чтобы мостик постоянно был укомплектован по меньшей мере двумя офицерами.

— Я временно возьму на себя вахту, — сказала Мейсон. — А Крейк может считаться вторым присутствующим офицером.

— Да, сэр, но в условиях шторма…

— Понимаю ваше сомнение. И прошу только пять минут. Не хочу, чтобы мистеру Крейку показалось, что на него все ополчились. Честно говоря, меня беспокоит его эмоциональное состояние. Сделайте это тихо и не говорите никому.

Ле Сёр кивнул:

— Есть, сэр.

— Спасибо, мистер Ле Сёр.

Новый старпом подошел к впередсмотрящему:

— Следуйте за мной на сходной трап. И вы тоже, — кивнул он рулевому.

— Но…

— Приказ капитана.

— Есть, сэр.

Ле Сёр подошел к Кемперу:

— Капитан на несколько минут принимает на себя вахту. Она хочет, чтобы мы покинули мостик.

Шеф службы безопасности бросил на него настороженный взгляд:

— Зачем?

— Приказ, — повторил Ле Сёр тоном, который, как он надеялся, отвратит от дальнейших вопросов.

Потом сверился с часами: пять минут, время пошло. Они вышли на трап, и Ле Сёр проследил за тем, чтобы дверь осталась незапертой.

— Что все это значит? — спросил Кемпер.

— Внутренние дела, — еще больше ужесточил тон Ле Сёр.

Они постояли в молчании. Первый помощник посмотрел на часы.

Оставалось две минуты.

В дальнем конце сходного трапа, соединяющего палубы, открылась дверь, и появилась мужская фигура. Ле Сёр опешил: Крейк.

— Я думал, вы в радиорубке, — проговорил он.

Крейк посмотрел на бывшего первого помощника как на помешанного.

— Только что явился на службу, сэр.

— Но капитан Мейсон…

Его прервала низкая сирена и мигающий красный сигнал. По люку капитанского мостика прокатилась серия негромких щелкающих звуков. Дверные запоры.

— Что за чертовщина? — встревожился рулевой.

Кемпер уставился на мигающий красный свет над дверью.

— Господи, кто-то запустил третий уровень тревоги по Кодексу ОСПС!

Ле Сёр схватился за ручку двери, ведущей на мостик, попытался открыть.

— Она автоматически запирается в случае опасности, — бросил Кемпер. — Изолирует капитанский мостик.

Новый старпом почувствовал, как у него кровь стынет в жилах — капитан Мейсон осталась на мостике одна. Он бросился к устройству селекторной связи.

— Капитан Мейсон, говорит Ле Сёр!

Ответа не последовало.

— Капитан Мейсон! Сработал аварийный сигнал третьей степени. Откройте дверь!

Но он опять не услышал ответа.

В половине второго дня Роджер Майлз обнаружил, что находится во главе возбужденной группы пассажиров с десятой палубы, которые направлялись на ланч в ресторан «Оскар» в последнюю смену. До этого больше часа ему пришлось отвечать — вернее, избегать ответов — на разные вопросы. О том, что будет по прибытии в Ньюфаундленд, как они станут добираться до дома, будут ли произведены компенсации. Ему самому никто ничего толком не говорил, он ничего не знал и был не в состоянии ничего ответить. И тем не менее в его обязанности входило поддерживать «общественную безопасность», какого бы дьявола этот термин ни означал.

Ничего подобного прежде не случалось. Для Майлза величайшей радостью на борту судна была именно предсказуемость жизни. Но в этом рейсе вообще не было ничего предсказуемого. И сейчас Майлз чувствовал, что приближается к критической точке.

Директор круиза шел по коридору с кривой, вымученной улыбкой на лице, а идущие вслед за ним пассажиры сварливыми, раздраженными голосами толковали все о тех же мучительных, неприятных вещах, о которых говорили весь день: о компенсациях, судебных исках, способах возвращения домой. Шагая, Майлз чувствовал под ногами медленную, основательную качку и старался не смотреть на тянущиеся вдоль коридора широкие окна. Он смертельно устал от дождя, от завывания ветра, от глухих ударов волн, бьющих в корпус судна. Сказать по правде, море всегда его страшило. Ему никогда не доставляло удовольствия смотреть вниз с борта корабля, даже в хорошую погоду, потому что море всегда выглядело таким глубоким и холодным. И таким страшно бесконечным. С тех пор как на судне стали пропадать люди, круизному директору периодически снился кошмар — как ночью он падает в темные воды Атлантики, барахтается в воде и видит, как огни судна удаляются и исчезают в тумане. И всякий раз после этого он просыпался в смятой постели, взвизгивая от страха.