— Садись. — Радвила, рослая женщина с тонким лицом, еще красивым, несмотря на морщины, указала ему на скамью возле Красы. Жрица-голядка говорила по-словенски свободно, и только произношение выдавало, что этот язык ей не родной.

Велем сел, из приличия отодвинувшись от девушки, хотя ему больше хотелось к ней прижаться, почувствовать тепло ее тела, ее близость, пока можно. Он понимал, что час расставания стремительно приближается.

— Ты хотел искать совета богов, — продолжала Радвила. — Мы держали совет с матерями и с Одоленем. — Она кивнула на волхва, и тот тоже кивнул, соглашаясь. — И мы поняли, что не можем обращаться к богам перед всеми людьми. Одолень не скрыл от нас, что эта дева — не та, за кого ты ее выдаешь. Она не сестра тебе и не Огнедева. Если мы спросим богов о ней как об Огнедеве, боги раскроют перед всеми нашу неправду. Мы согласились покрывать вашу ложь, потому что отец Веледар желал этого и потому что мы видим, что этой деве и всем вашим спутникам грозит опасность. Но мы не можем обречь мечам и разорению Числомерь-гору, нашу волость и всех ее людей ради вас. Откажись от гадания, и боги промолчат, и мы все тоже промолчим. Но взамен ты должен дать согласие Станиславу. Ты привез эту деву, чтобы отдать ее вместо твоей настоящей сестры — пора сделать это. Мы и Жемен-мате больше ничем не можем вам помочь.

— Спасибо вам, матери, и спасибо Жемен-мате! — Велем встал и низко поклонился жрицам. — Вы и так много для нас сделали. Больше, чем я мог рассчитывать. Я дам согласие. Но… — Он бросил взгляд на молчащую, сжавшуюся Красу. — Но неужели вы не можете ничего сделать… для нее? Я не только перед вами, я и перед ней виноват. Но от меня ей теперь уже пользы мало.

— Мне ничего не нужно. — Краса протянула руку и вцепилась в его пальцы. — Ты меня от смерти спас. Ты мне другую жизнь дал. Я ничего больше от тебя не хочу, я сама… Уезжай сразу, как он отпустит.

Она не хотела говорить при жрицах, что любит его и будет рада даже отдать свою жизнь ради него, а Велем не хотел этого слышать, потому что мысль о ее любви делала его чувство вины еще горше. Постыдно и больно — заслониться от опасности женщиной, но вдвойне больнее, если женщина эта из-за любви сама пытается стать твоим щитом! Теперь уже Велему казалось, что средство, избранное для спасения Дивляны, ничуть не лучше того, первоначального зла. Огнедеву нельзя заменить «какой-нибудь девкой», как он поначалу собирался. Заменить Огнедеву могла только такая, что равна или почти равна ей. И эту другую Велем тоже не хотел отдавать, разве что братская заботливость в его душе сменилась на мужскую ревность.

— Мы поможем тебе, — пообещала Чадогостья, старшая из словенских жриц, крупная и полная женщина, в рогатом уборе и с множеством подвесок, изображавших голову тура с рогами. — Ты выбирал-то — не промахнулся. В этой деве есть сила. Бывает так, что благословение богов получают по наследству — как твои сестры. Случается, что человек избирает служение богам. А бывает, что боги сами избирают тебя, первым из твоего рода, и только они сами знают почему. Эта дева избрана. Ее силу еще нужно пробудить, а саму деву — научить пользоваться силой. Это мы сделаем. Бережана поедет вместе с ней и будет обучать всему тому, что должна знать княгиня и старшая жрица. Ей придется нелегко, ведь у князя Станислава уже есть старшая жрица. Но если боги привели ее на это место, значит, мы должны выполнить их волю. Это будет наша плата за их помощь.

— Я сама хочу сказать ему, — подала голос Краса. — Можно позвать его сюда?

Радвила кивнула и бросила взгляд Берене. Та вышла, направившись на поиски Станилы. Сообщить ему о том, что его искания увенчались успехом, должна была сама Огнедева. Ведь они все поговорят и разойдутся, а ей придется с ним жить!

Станила появился довольно скоро. Ничего такого сегодня не ожидая, он уже порядком выпил, но, услышав, что его зовут Жрицы и сама Огнедева, поспешно привел себя в порядок: волосы у него были мокрыми и слегка приглаженными, на груди нарядной вышитой рубахи тоже темнели пятна от воды. Войдя, он поклонился жрицам, скользнул почтительным взглядом по их лицам… а потом заметил Красу и медленно выпрямился. Он даже забыл, что ей тоже следует поклониться, но не от недостатка вежливости. Единственная девушка среди жриц могла быть только Огнедевой, и он впервые видел ее без паволоки.

Краса стояла позади очага, опустив сцепленные руки, и смотрела прямо на него. Чуры знают, чего ей стоило не отвести глаза перед этим человеком, которого у нее было столько оснований не любить и бояться. Но и он смотрел на нее с жадным любопытством и волнением, впервые видя ту, за которую готовился воевать с несколькими князьями сразу. И в этот решающий миг ничего похожего на разочарование на его лице не отразилось. Стройная девушка с длинной косой, хорошо одетая, в нарядно вышитой предсвадебной верхнице, с сияющими в отблесках пламени украшениями, выглядела невестой, достойной любого князя, а полумрак и дрожащие тени от огня скрадывали недостатки ее лица.

— Здравствуй, Станислав Велебранович, — первой заговорила она.

— Здравствуй, Див… Огнедева, — почему-то он не смог выговорить ее настоящего, как он думал, имени. — Благодарю тебя… что призвала.

— Держали мы совет с родичами моими и мудрыми матерями Числомерь-горы, — отчасти подражая Радвиле, продолжала Краса. — И решили, что для мира и благополучия племен и родов наших надлежит мне войти в твой дом. Посмотри на меня, — она пристально взглянула ему в глаза, хотя он и так смотрел не отрываясь, — и скажи перед братом моим и этими мудрыми женами: хороша ли я? Хочешь ли ввести меня в дом твой, назвать твоей женой старшей и княгиней смолян и кривичей? Скажи сейчас, чтобы люди, чуры и боги были послухами нашего уговора.

Радвила и Чадогостья обменялись быстрым одобрительным взглядом. Дочь ловца очень быстро училась. Если когда-нибудь все откроется, Станила не сможет утверждать, что был обманут. Он сначала посмотрел, кого берет, и подтвердил свое согласие.

— Хороша! — даже с некоторой поспешностью отозвался Станила.

Велем в досаде отвернулся, тайком кусая губы. Обостренная ревностью проницательность подсказывала Велему, что Краса понравилась Станиле сама по себе, понравилась как женщина, а не просто как знатная невеста. Конечно! Этому юду лесному ее показали уже умытой, причесанной и нарядной! А ведь это он, Велем, отыскал в глухом лесу замарашку-робу с синяком под глазом и превратил ее в небесную деву, он зажег в ней этот огонь, наполнил страстью, которой она теперь дышит и которая с первого взгляда пленила смолянского князя.

— Я хочу тебя… ввести в свой дом, — продолжал Станила, глядя на нее, будто зачарованный. — Ты будешь моей старшей женой, княгиней, и никого я не поставлю выше тебя.

— У меня есть условия.

— Говори!

— Ты заплатишь моему роду выкуп вдвое больший, чем платил Аскольд, чтобы искупить обиду. Ты поклянешься быть другом и братом моим братьям. А еще… ты удалишь от себя Безвиду и ее дочь Незвану.

Станила переменился в лице. Теперь, когда уже два племени были обязаны ему данью, когда ему достались все сокровища Громолюдова рода, скопленные за многие годы владения волоками, выплатить двойной выкуп за невесту для него не составляло труда. Но удалить Безвиду, которая вырастила его и почти заменила ему мать! Не сказать, чтобы она окружала его материнской нежностью и заботой. До него не раз доходили смутные слухи, будто именно Безвиде его родная мать, княгиня Городислава, обязана ранней смертью — волхвита стремилась занять ее место если не рядом со старым князем, то хотя бы с молодым. Но она водила его по темным тропам Навного мира, она отбила его у Марены, которая занесла острый серп над нитью его жизни еще пять лет назад. Он не мог взять и отослать ее прочь, потому что так захотела невеста. Он даже боялся в душе остаться без кормилицы и ее советов. А еще опасался мести отвергнутой советчицы.