* * *

В изумрудном полумраке пещеры Эмброуз рассматривал Рог Брана. Когда-то эта реликвия носила другое имя, но сейчас старик не мог его вспомнить. Тогда он купил этот рог у египтянина... или у грека... нет, он купил рог у нубийского торговца, продававшего резные костяные изделия.

Вспомнив об этом, Эмброуз улыбнулся: это случилось две тысячи лет назад, однако память о том дне оставалась свежей. На миг ему даже показалось, что он почувствовал запах пота, исходивший от торговца, необычный аромат экзотических притираний, которым была пропитана его кожа и жесткие курчавые волосы, запах верблюжьей мочи, въевшейся в расшитую цветистую одежду нубийца. Тогда Иосиф просто залюбовался охотничьим рогом, оценил причудливую красивую работу и подумал, что смог бы выручить за этот рог хорошие деньги. Он знал одного греческого торговца из Тира, питавшего страсть к резьбе по кости, этот грек непременно купил бы рог, особенно, если бы Иосиф сопроводил свое предложение нехитрой экзотической байкой. Кроме того, на обратном пути Иосиф собирался представить греку Иешуа, поскольку тот питал особое пристрастие к мальчикам; впрочем, греку нравились красивые мальчики, а Иешуа отнюдь нельзя было назвать красавчиком.

Однако замыслам Иосифа не суждено было осуществиться. Иешуа использовал рог и все другие товары для того, чтобы сделать из них магические ключи от мира демонов с помощью древних заклинаний.

А теперь Иешуа поклонялись как Богу или как Сыну Божьему. Иосиф вовсе не был уверен в божественном происхождении, племянника, хотя, конечно, понимал, что мальчик был не простым человеком. В те далекие времена в мире существовала древняя великая магия. Чудовища, о которых сейчас можно было услышать лишь в легендах, тогда обитали на земле, то было время великих чудес. Теперь на свете не осталось места для чудес. Что ж, может быть, так было лучше.

Эмброуз поднес рог к губам, глубоко вдохнул и затрубил.

Грег запрокинул голову, широко раскрыв глаза.

Звук охотничьего рога.

Этот звук повторялся в его снах, однако сейчас Грег не спал. Снова и снова слышал он доносившийся из лесной чащи звук, древний звук, пробуждавший первобытные чувства.

Внезапно наступившую тишину разорвал отчаянный вой.

В ту минуту, когда на сцену поднимался Патрик О'Милойд из ирландского фольклорного ансамбля Дэндилион, солнце скрыли черно-серые тучи. Патрик безмолвно вознес молитву: наступал его звездный час. В толпе были два человека, которые должны были записывать его выступление, а кроме того, его должны записывать еще и на Би-Би-Си, а следовательно, нынешний концерт мог стать отправной точкой для блестящей карьеры. Он взглянул на барабанщика Шона Мейсона.

Мэйсон кивнул и ослепительно улыбнулся.

Патрик взял гитару. Зрители в огромной толпе то и дело оборачивались, глядя в небо, в котором сгущались грозовые тучи. Солистка ансамбля Маура Мак Хью произнесла ирландское приветствие, слова которого потонули в завывании динамиков. Тогда к микрофону подошел гитарист и повторил приветствие по-уэльски. Толпа зааплодировала, послышался одобрительный свист, а откуда-то издалека донесся звук трубившего охотничьего рога и собачий лай.

— Мы рады представить... — начал Патрик.

В следующий миг молния поразила его в голову. Мощнейший электрический разряд сотряс его тело, в передний ряд зрителей полетели куски обгоревшей плоти; гитара превратилась в лужицу расплавленного металла. Немедленно загорелись электрические провода, разложенные по всей сцене.

Зрители, стоявшие в первых рядах, в ужасе закричали, однако те, кто находился дальше от сцены, не успели понять, что произошло.

Вторая молния ударила в комплект ударных инструментов. Кожаный пиджак Мэйсона приварился к телу. Охваченный нестерпимой болью, музыкант отпрянул и сорвал тяжелый черный занавес с эмблемой Кельтского Фестиваля. Занавес накрыл его тело и тут же загорелся. Мэйсон был еще жив, но его криков уже никто не слышал из-за раскатов грома. В сгустившемся сумраке бело-голубые вспышки молний ослепляли людей. В толпе началась паника, люди попытались бежать, но тут же небеса разверзлись, и проливной дождь превратил поле в грязное болото.

Молния расщепила трехсотлетний дуб, под ветвями которого погибло не меньше двух десятков человек. Загорелась палатка с сувенирами и бижутерией, в людей полетели капли расплавленного металла. В соседней продуктовой палатке взорвался газовый баллон, в обезумевшую толпу полетели огненные струи. Упавшим уже не удавалось подняться, они погибали под ногами бежавших участников фестиваля.

Среди криков боли и ужаса, в оглушительных ударах грома и треске электрических разрядов никто не слышал звука охотничьего рога и победного рычания диких тварей.

С каждым раскатом грома, с каждой вспышкой молнии Вивьен вздрагивала. Комната погрузилась во мрак, однако молнии высвечивали силуэт Саурина, стоявшего возле окна, в их свете его обнаженное тело казалось белым. Издалека доносились отчаянные предсмертные крики, поля горели.

— Который теперь час? — спросил Саурин.

— Думаю, что-то около полудня, — Вивьен стояла рядом с ним и чувствовала исходивший от его тела холод.

— А похоже на полночь, — все так же равнодушно произнес он. — Все это не может быть естественным.

— Не знаю. Я чувствую, как под нами гудят Святыни и заливают астрал светом. Я ничего не могу там различить.

Саурин увидел, как пламя охватило один из заботливо сложенных огромных костров, как шарахнулись от него в разные стороны люди в загоревшейся одежде. На людей Саурин не обращал внимания: он сконцентрировался на расположении костра и понял, что именно в этом костре не было плоти Хранителя. Отпрянув от окна, он схватил Вивьен за руку.

— Мы не можем больше ждать. Мы должны сейчас же использовать Святыни.

— Но двух еще не хватает...

— У нас нет другого выбора, — сверкая глазами, перебил он женщину. — В нашем распоряжении одиннадцать из тринадцати. Если мы откроем большую часть замков, может быть, демонам удастся сломать остальные два и вырваться.

— Слишком рискованно, — произнесла Вивьен. — Эта буря противоестественна. Ее вызвал кто-то очень могущественный. Это похоже на древнейшую магию. Кто-то сильный противостоит нам.

— Я слишком долго ждал этой возможности. — Вспышка молнии осветила лицо Саурина. — Костры загорятся и унесут останки Хранителей, люди бегут, другого такого шанса у нас не будет. Я немедленно иду к Святыням!

* * *

Тони Фоулер смотрел на центральную улицу Мэйдока, вдоль которой плясали молнии, одну за другой превращая припаркованные машины в груды обгорелого металла, корежа и изгибая металлические опоры уличных фонарей.

— Ничего не работает, — ошеломленно сказала Виктория Хит. — Ни телефоны, ни радиосвязь.

— Боже милосердный, что же это такое? — прошептал Фоулер.

Улицу заполнила толпа туристов. Он увидел, как двое из них выбили дверь в доме напротив, как обезумевшая толпа, ринувшись в прихожую в отчаянной попытке спастись от небесного огня, сбила с ног и затоптала старушку, вышедшую им навстречу. Раскат грома заставил весь дом задрожать, свинцовые полосы, которыми была покрыта крыша, слетели на мостовую и разбились на мелкие осколки. Упала молодая женщина, из ее горла торчал острый обломок свинца; к ней на помощь бросился юноша, но в следующий миг свинец градом обрушился на него.