Вместо осуществления надежд, люди испытывали лишь новую нужду. Власти оправдывали трудности катастрофическими масштабами военных разрушений и потребностями народного хозяйства, а также нагнетали новую военную истерию и страхи перед очередным военным конфликтом — на сей раз, с бывшими союзниками Советского Союза по антигерманской коалиции. Отношения с ними стремительно ухудшались, превращаясь в «холодную войну».

Подъем хозяйства был целиком подчинен социальным интересам правящей бюрократии и осуществлялся по той же схеме и с теми же ориентирами, что и индустриализация 1930-х годов. В первую очередь восстанавливалась тяжелая промышленность. Огромные средства вкладывались в военную индустрию. Отрасли, производившие товары для массового по

требления, развивались лишь постольку, поскольку это было необходимо для воспроизводства рабочей силы.

Как и в 1930-х гг., средства на форсированное возрождение промышленности добывались исключительно из внутренних ресурсов (советское руководство, по политическим соображениям, не приняло американский «план Маршала»), то есть, за счет предельной эксплуатации рабочей силы и всемерной экономии на ее нуждах, а также почти дарового труда сотен тысяч репрессированных. Число узников лагерей и сосланных пополнилось не только народами, поголовно высланными в годы войны, но также десятками тысяч курдов, цыган, корейцев, финнов, болгар, эстонцев… После войны в ГУЛАГ были отправлены многие советские граждане, захваченные в плен гитлеровцами или угнанные на работу в Германию, а также около 2 млн. «перемещенных лиц», выданных режиму британским правительством. Были репрессированы украинцы, заподозренные властями в симпатиях к националистам; депортации подвергались десятки тысяч евреев из западных районов СССР, 200 тысяч греков. Тысячи людей были арестованы за «экономические» преступления, а в 1947 г. ужесточились наказания за «хищение государственной собственности». В конце 1940-х гг. снова поднялась волна преследований за «незаконный уход с работы». По оценке исследователей В.Н.Орлова и С.В.Богданова, это было «отражением как заинтересованности хозяйственных руководителей в удержании рабочих в условиях жестокой нехватки рабочей силы, так и политики властей по контролю над трудящимися массами во время послевоенного возрождения народного хозяйства». Лишь в 1951 г. масштабы применения указа против «незаконного ухода» несколько ослабли368.

Довоенный уровень производства был достигнут к 1948 г.; восстановление хозяйства в основном завершилось. После этого сталинский режим попытался вывести страну на уровень развитого индустриального общества. Уже к 1953 г. Советский Союз имел в 2 раза больше станков, чем до войны (1,3 млн.), уступая только США (1,8 млн.). Экономический рост осуществлялся преимущественно за счет постоянного увеличения производственных норм. Крестьяне были вынуждены поставлять государству примерно треть своей продукции либо фактически безвозмездно, либо по ценам ниже себестоимости. В 1948 г. власти вновь повысили ставки сельскохозяйственного налога. В J949 г. был увеличен налог с оборота, который вызывал значительное подорожание товаров в государственных магазинах. По-прежнему не хватало усилья: полезная жилая площадь на одного человека в 1950 г. оставалась на уровне 1913 г. Сельское хозяйство не могло прокормить население: производство зерна и поголовье скота в 1950–1953 гг. стагнировало на уровне, не достигшем 1913 г.369

Ссылки на «трудности восстановления» уже не казались людям убедительными. Стал накапливаться мощный потенциал недовольства, вновь таивший в себе угрозу взрыва. Как можно судить по отрывочным разрозненным данным, в отдельных местах во второй половине 1940-х гг. наблюдались коллективные отказы от работы. Уже в первые послевоенные месяцы имели место волнения и другие проявления широкого недовольства на военных заводах Урала и Сибири370. В мае 1948 г. массовое возмущение рабочих Уральского турбомоторного завода было вызвано ужесточением пропускного режима и произволом охранников, открывших огонь по работникам. В марте 1949 г. произошла забастовка на свердловской фабрике «Уралобувь», где работники были недовольны плохими условиями в общежитии, задержками и обсчетами при выдаче зарплаты371. О степени недовольства трудящихся свидетельствует поток жалоб, который непрерывно шел в государственные, партийные и профсоюзные органы: на неправомерные увольнения, недостаточную оплату больничных листов, на условия и режим труда, снабжение и т. д.372 Росла напряженность в лагерях, где участились вооруженные побеги, распространялись антиправительственные листовки и призывы к восстанию373. Стачки и бунты заключенных вспыхивали на Колыме (1946, 1949), в Устьвымлаге, Джезказгане (1946), Печорских лагерях (1948), Салехарде, Тайшете (1949–1950), Крас-лаге (1951), Экибастузе (1952).

На существование оппозиционно-леворадикальных настроений среди активной молодежи указывал в опубликованной им книге испанский коммунист В.Гонсалес («Эль-Кампесино»), который в 1944–1948 гг. находился в заключении в Советском Союзе, но затем сумел бежать из страны. «В лагерях встречаешь больше анархистов, чем можно было бы предположить. Старых и молодых, — свидетельствовал он. — Они верят, что весь опыт большевизма подтвердил их правоту. И я думаю, что много анархистов есть еще только в Испании и в России. Анархисты, которых я встречал в тюрьмах и трудовых лагерях, постоянно задавали мне вопросы об испанском анархизме. И об Испании — стране, которой они восхищались»374.

Тревожным симптомом для властей стало появление новых леворадикальных молодежных групп, которые отрицали социалистический характер сталинского режима. Наиболее заметной из них был «Союз борьбы за дело революции», созданный московскими студентами в августе 1950 г. Участники кружка пришли к выводу, что в Советском Союзе существует бонапартистская диктатура с экономикой государственного капитализма, империалистической внешней политикой и отсутствием декларируемых в конституции гражданских свобод и выборов. Сталинский режим надлежало свергнуть и заменить подлинным социализмом, который подпольщики представляли себе в виде системы Советов, описанной Лениным в брошюре «Государство и революция». Крестьян предполагалось уравнять в правах с рабочими путем преобразования колхозов в совхозы. Был изготовлен гектограф, печатались нелегальные статьи-листовки. Обсуждалось также создание боевой группы и организация покушений на лидеров режима. В январе-феврале 1951 г. организация была разгромлена властями, 3 ее активиста (Б.Слуцкий, Е.Гуревич и В.Фурман) были казнены, 10 приговорены к 25 годам заключения, и еще 3 — к 10 годам375. Уже в 1953 г. в столице существовала новая организация «Армия революции», объединявшая школьников и призывавшая к вооруженному восстанию. Ее участники считали себя «ортодоксальными марксистами». По их мнению, в Советском Союзе действительно существовал социализм, но, поскольку это был классовый строй, вставала задача революционного перехода к коммунизму — свержения бюрократической диктатуры и «восстановления» советской власти376. Подпольные левые антисталинистские группы, выпускавшие нелегальные журналы и листовки, действовали и в других городах: Воронеже («Коммунистическая партия молодежи», 1947–1949), Челябинске и Свердловске («Коммунистическая идейная молодежь», 1945–1946), Ленинграде («Молодежная рабочая партия коммунистов», 1950); сообщалось о распространении листовок «Продолжать дело Кронштадта!»377