По прошествии нескольких секунд Мэдди подняла голову. Взяв ее лицо в ладони, я вытерла слезы со щек сестры.

– Ничего не изменилось, понимаешь?

– А п-по-похож-же, что многое из-изменилось, – икнула она, вытирая текущие из носа сопли рукавом.

Фу-у. Мы обе были просто отвратительны.

– Так кажется, но на самом деле нет. Ты все еще учишься в колледже, ты на пути к тому, чтобы стать миссис Мэттью Рейнс, и у тебя навеки есть я. Просто теперь у тебя появился здоровенный, лихой как черт и богатый братец-ковбой.

– Ну, мы все богаты, – услужливо добавил Макс, что, впрочем, оказалось довольно скверной услугой.

Господи Иисусе. У него вообще была кнопка выключения? Разве она не полагается всем братьям? Я даже не успела обсудить всю эту историю с Cunningham Oil & Gas до того, как пришли новости об отце.

Брови Мэдди сошлись к переносице, отчего на лбу над ее носом образовалась маленькая милая морщинка. Когда Мэдс была совсем крошкой, я целовала эту морщинку и говорила сестре не хмуриться, потому что иначе так и останется навсегда, и позже ей это совсем не понравится.

– Мы не богаты, Макс, – презрительно фыркнула она. – Далеко, далеко нет.

Макс тяжело взглянул на меня.

– Ты ей не сказала? – спросил он, скрестив обширные руки на еще более обширной груди.

Под взглядом Макса мне так и захотелось превратиться в лужицу помоев у его ног. Но в моей жизни и без того хватало драматических моментов, чтобы обсуждать это прямо здесь и сейчас. Сначала Милли, а теперь Макс и Мэдди. Западня.

– Не сказала мне что? – двинулась в атаку Мэдди.

– Макс, у нас тут и так неприятностей хватало. Последнее, что мне было нужно, – это еще одна проблема.

– Какая проблема? – спросила Мэдди.

– На самом деле это не проблема. Скорей, преимущество, – встрял Макс.

– Какое именно? – поинтересовалась она.

Я слишком устала, чтобы встревать в дискуссию и спешно придумывать, как бы это помягче сообщить. К тому же Макс, похоже, пылал энтузиазмом, так почему бы и нет? Прихлебывая свой кофе и позволяя сливочно-сладкой жидкости, которая, как правило, всегда лучше на вкус, когда ее готовит кто-то другой, – или, может, все дело в сливках и сахаре – ласкать вкусовые сосочки, я наблюдала за тем, как Макс объясняет Мэдди, что все мы трое владеем долями в Cunningham Oil & Gas. Хотя я и уговорила его разделить мою с Мэдди часть пополам, так что у него по-прежнему оставалось пятьдесят процентов компании. Они были его правом по рождению, его наследием, в то время как мы росли, не желая получить эту собственность и не претендуя на нее. Каждой из нас должно было достаться по двадцать пять процентов – нехилое количество бабла, но при этом не омраченное необходимостью ежедневно принимать решения и вообще работать в компании, если нам этого не хотелось. Мне уж точно не хотелось. С другой стороны, Мэдди, с ее научной степенью, могла заинтересоваться этой возможностью в будущем.

После того как Макс выложил все детали, Мэдди застыла на месте – то ли пораженная услышанным, то ли в глубокой задумчивости. В тот момент я не могла сказать наверняка. В конце концов, в окнах зажегся свет, и хозяева вернулись домой, потому что лицо Мэдди вспыхнуло. Ее щеки зарозовели, и жизнерадостная натура моей младшей сестренки проявилась во всей красе.

– Я владею двадцатью пятью процентами одной из крупнейших нефтегазовых компаний в стране.

– Да, мэм, – чуть улыбнулся Макс.

– Ни фига себе! – она вскинула руки к груди и крепко их сжала. – Это невероятно.

– Невероятно иметь сестер. Это твое родовое право – стать частью семейного бизнеса, – гордо объявил Макс.

– Значит, закончив колледж, я, если пожелаю, смогу просто прийти и работать в компании?

Как я и подозревала, моя книжная, ученая сестрица готова была вцепиться в эту возможность.

– Разумеется, – рассмеялся Макс. – Я был бы очень рад, если бы вы обе работали в нашем генеральном офисе в Далласе.

Я передернулась и мотнула головой.

– Извини, но эта девчонка из Вегаса стала калифорнийкой.

– Посмотрим, – ухмыльнулся Макс, обнимая меня и Мэдди за плечи. – Ну а пока мне надо вас основательно накормить.

Тут он принюхался к моим волосам.

– И заставить принять душ. И уложить спать хотя бы часа на четыре.

Мы с Мэдди собирались запротестовать, но он решительно провел нас мимо папиной палаты. Ничего не изменилось за те пятнадцать минут, что мы провели в кафетерии, но папа был один.

– Мы не можем оставить папаню одного, – сказала Мэдди.

– И не оставите. Я тут наткнулся на твоего парня. Они с матерью все равно направлялись сюда, чтобы дать вам передышку. Они посидят с вашим папой, пока вы, девочки, немного расслабитесь. И никаких споров. В таком состоянии вы ему ничем не поможете. Он наверняка бы просто с ума сошел, увидев, как вы себя запустили, – твердо ответил Макс.

Я издала нечто среднее между фырканьем и смешком, однако ничего не ответила. Папа, конечно, волновался за нас. И определенно он нас любил, но обычно был настолько пьян, что не заметил бы, будь мы с Мэдди несколько дней голодными.

Однажды мы не ели два дня. Мне было двенадцать – недостаточно, чтобы пойти работать, – а Мэдди семь. Мы уничтожили все съестные припасы, обнаружившиеся в доме, в том числе консервы и крупы. После двух дней голодовки я впала в отчаяние. В итоге я отправилась на центральную улицу, зашла в буфет самого оживленного казино и нагрузила поднос роллами и кусками курицы, пока никто не смотрел. Я старалась держаться поближе к семье с другими детьми, и никто ничего не заметил. Затем я выскользнула из буфета, и мы с Мэдди три дня питались моей добычей, пока отец не вышел из запоя и вновь не наполнил холодильник едой. Я поступала так еще несколько раз в течение следующих лет, когда положение становилось совсем уж отчаянным. Так что ответом на предыдущее утверждение Макса было бы решительное «нет». Папа, скорей всего, не заметил, что мы устали, больны или что-то в этом роде. Макс был знаком со мной всего месяц, а с Мэдди – неделю, и уже понимал, в чем мы нуждаемся.

Ведомые властным братом, мы с Мэдди дотащились до стоявшей через дорогу гостиницы с шикарным двухкомнатным номером-люкс, который Макс забронировал нам неделю назад и в котором мы еще ни разу не ночевали. Мы использовали его лишь затем, чтобы принять душ – и в недостаточной мере, если судить по вони, наполнившей помещение. Макс включил кондиционер и уселся на кровать.

– Вы обе в душ немедленно, – сказал он, ткнув пальцем в меня и в Мэдди.

Затем наш братец взялся за телефон.

– Да, я хотел бы заказать… а-а, подождите минутку. Вы любите бургеры?

Мой рот мгновенно наполнился слюной при мысли о мясистом, сырном бургере. Несколько дней у меня не было аппетита. Как и чего-то, хоть отдаленно напоминавшего нормальную еду. Я сидела на строгой диете из кофе, батончиков «Сникерс» и фруктово-ореховой смеси в пакетиках, и лишь в тех редких случаях, когда вообще могла затолкнуть в себя хоть что-нибудь.