Милли вздохнула.

– А он… э-э… поправится?

В ответ я раздраженно фыркнула.

– Не делай вид, будто тебе не плевать, что случится с моим отцом. Ты всегда терпеть его не могла, ненавидела за то, что он не привез нас в Калифорнию, когда мать сбежала, оставив нас у разбитого корыта. Но он старался справиться как можно лучше.

На сей раз в трубке послышался недоверчивый смешок Милли.

– «Как можно лучше» было бы обеспечить вам нормальную жизнь. Когда моя сестра жила с вами, все были счастливы. А когда ушла, у него в руках все развалилось.

Она говорила ледяным голосом, пробравшим меня до костей.

Все в моем существе немедленно встало на защиту отца. Тетя или нет, она разбудила зверя, и пора было поставить ее на место.

– По крайней мере, он не бросал нас. Так поступила твоя сестра. Женщина, по которой ты так скучаешь, спокойно оставила двух дочерей пяти и десяти лет от роду, но, вероятно, ты считаешь, что это нормально, да? И это был не первый раз, когда она разрушила семью. Черт, да, судя по всему, она могла резвиться так по всей стране! Вполне вероятно, что у меня куча братьев и сестер, о которых я ничего не слышала.

Милли шмыгнула носом, и ее голос дрогнул.

– Твоей матери никогда не было комфортно, куколка. И ты это знаешь. В глубине души ты понимаешь, что дети и замужняя жизнь были не для нее. Ее дух должен был вольно скитаться, иначе она чувствовала себя в собственном теле как в клетке.

– Ты ищешь для нее оправдания?

– Миа, она любила тебя.

– Ты так это называешь? – фыркнула я. – Сбежать, бросив своих дочерей? Любовь. Да она понятия не имела, что такое любовь.

Теперь, когда у меня появился Уэс, я знала это наверняка. Когда ты так сильно кого-то любишь, его счастье важней для тебя, чем твое собственное. Ты идешь на жертвы, лишь бы твоим любимым жилось лучше. Им, не тебе. Разумеется, ты мог рассчитывать на взаимность, но все это было частью вашей общей жизни, частью семьи.

– Мама не знала, что значит «любовь», – повторила я.

– Не говори так. Просто иногда Мерил была словно не в себе. Такое случалось с тех пор, как она была совсем маленькой.

В тот момент я твердо решила, что Милли необходимо открыть глаза на проделки ее дорогой сестрички.

– Я слышала достаточно. Сделай себе одолжение. Почему бы тебе снова не изучить подноготную Максвелла Каннингема?

– Твоего последнего клиента? Я тщательно проверила его. И ты это знаешь, – скучливо, раздраженно ответила она.

– Просто сделай это, Милли. Загляни в его свидетельство о рождении.

В трубке затрещали помехи – я снова зашагала ко входу в больницу. Мне нужна была капельница с кофеином безотлагательно.

– Миа, ты несешь чушь. Его свидетельство о рождении?

– Ага.

– И что, по-твоему, я должна там обнаружить?

Я расхохоталась. Похрюкивая, заливаясь, как гиена, и сотрясаясь всем телом. Медики, идущие мимо по коридору, оглядывались на меня так, словно я только что вырастила себе пару крыльев и объявила, что стала феей. Но мне было плевать. Горячка в наши дни не была редкостью, и эти ребята, похоже, достаточно часто имели дело с психическими расстройствами, чтобы особо не заморочиваться.

– Ты обнаружишь, что мать Максвелла Каннингема звали Мерил Колгров. А его отца – Джексон Каннингем.

– Что? Ты, наверное, шутишь. Это невозможно. Он солгал тебе. Кто-то ввел тебя в заблуждение.

Ужас и потрясение в ее голосе прозвучали вполне искренне. По крайней мере, она не участвовала в гнусностях своей сестры.

– Да, Мерил сбежала, бросив годовалого сына. Тремя годами позже она вышла замуж за папу, а еще через год родилась я.

Я не собиралась углубляться в детали этого гребанатического семейного древа, но она довела меня до белого каления своим заступничеством за единственную в мире женщину, которая его явно не заслужила.

– Это невозможно. Я не знала… – ахнула Милли.

Добравшись до кафетерия, я прошаркала к кофемашине, закинула в нее пятьдесят пять центов и запихнула бумажный стакан под раздаточный носик. Кофе был просто отвратительный, но помогал не заснуть. Ну то есть помогал он примерно в течение часа, а потом я повторяла свою зомби-проходку к машине снова. Еще один ритуал, повторявшийся несколько раз на дню.

Глубоко вздохнув, я прижалась лбом к ожившему аппарату, пока он наливал кофе. Гудение и мелкая дрожь машины облегчили головную боль.

– Уж поверь. Но все еще хуже.

– Миа, нет.

Она всхлипывала, хлюпала носом и икала в трубку. Говоря откровенно, в тот момент мне было уже все равно. В последние пару недель на меня обрушилось больше дерьма, чем способен выдержать нормальный человек. И ей придется разделить со мной это бремя истины.

– Максвелл Каннингем. Он не просто наш единоутробный брат, нет – он родной брат Мэдди по обоим родителям. Знаешь, что это означает, Милли? А?

Мой голос становился все громче. Каждое слово было насквозь пропитано злостью и отчаянием.

– Это означает, что твоя сестрица изменила моему папе. Она закрутила с Джексоном Каннингемом через десять лет после того, как у них родился первый ребенок, и забеременела Мэдди. Эта жалкая шлюха выдала Мэдди за папиного ребенка и ни разу не попыталась сказать правду. Вот какая женщина твоя сестра. Привыкай жить с этим. Я, черт возьми, уже привыкла.

Я нажала «отбой», схватила свой стакан и высосала одним глотком. Горячий напиток обжег мне язык, начисто спалив все вкусовые сосочки. Не то чтобы это меня волновало. Боль, по крайней мере, помогала мне сосредоточиться на чем-то еще, кроме отчаянного положения, в котором находился мой папа.

Вытащив из кармана долларовую купюру, я скормила ее машине и добавила десять центов. На сей раз я подставила свой опустевший стакан под один носик, а под второй стакан – для Мэдди. И снова я прижалась лбом к гудящей машине. На сей раз гудение продолжалось дольше, и я выпала из реальности на целую минуту.

– Господи Иисусе, ласточка, иди ко мне, – прозвучал сладчайший – не считая, конечно, голоса Уэса – в мире звук.

В ту же секунду меня развернули на месте и подхватили мощные руки – руки, принадлежавшие человеку, которого я только-только приучилась считать своим братом.

– Макс, – сдавленно пробормотала я в его грудь.

Вцепившись пальцами ему в спину, я наконец-то дала волю слезам. Они хлынули бурным потоком. И лились, и лились, словно тропический ливень, промочив черную футболку Макса, но он только обнимал меня все крепче. В первый раз с той минуты, как я получила этот проклятый звонок, я почувствовала себя в безопасности. Под защитой.

– Спасибо. Спасибо за то, что приехал, – проговорила я между всхлипами.