Молодой парень принялся разворачивать одеяло, а его старший коллега кивнул.

– Разумеется, – сказал он, – вы можете сесть рядом с ней сзади.

Санитары подкатили носилки к койке сбоку и очень осторожно переложили на них Метте. Её ноги открылись, и Луиза увидела, что она была очень щупленькой, почти костлявой. На теле несчастной совсем не было мускулатуры, как у лежачих больных, уже давно не встающих с постели.

Когда работники «Скорой» отодвинули носилки от койки, Метте снова беспокойно завозилась. Звук, вырвавшийся из её горла, походил на злобное рычание.

Молодой санитар со страхом посмотрел на её отца, который сделал шаг вперёд и положил ладонь на руку дочери. Рик стояла совсем рядом с носилками и увидела, как Метте вдруг распахнула глаза. В следующий миг дочь Вигго закричала. Взгляд её испуганно метался по сторонам, а сама она сжала руки в кулаки и прижала их к груди. Её отец принялся приговаривать что-то успокаивающее, но она попыталась ударить его по руке и замотала головой, не прекращая кричать.

– Давайте приподнимем её, – властно приказал старший из медиков и попросил Вигго Андерсена отойти немного назад, пока они закатят носилки в машину.

– Я её пристегну, – сказал его молодой коллега, запрыгнув в машину «Скорой».

Метте размахивала руками, и крики её были сердитыми и отчаянными. Её пристегнули к носилкам длинными ремнями.

– Что ей давали и сколько? – спросил старший санитар Луизу.

– Этого я не знаю. – Она оглянулась в поисках Эйка и увидела Расмуссена. – Ким, – позвала женщина, – нам надо знать, когда Метте в последний раз давали успокоительное и какое именно.

Когда носилки с Метте уже были установлены в машине «Скорой», Рик услышала, как Ким информирует водителя «Скорой» о том, какие медикаменты получала пострадавшая. Вигго Андерсен пристроился на низеньком сиденье рядом с носилками. Казалось, агрессивное поведение дочери нисколько его не беспокоит. Не отрывая глаз от её лица, он снова начал напевать ей песенку.

Прислонившись к деревянному переплёту здания конюшни, Луиза наблюдала за тем, как заканчивается пребывание в неволе длиной в тридцать один год. За спиной отца медики подготовили капельницу, и младший санитар пытался пристроить на рот и нос Метте кислородную маску. Люк закрылся, и «Скорая» покатила со двора.

* * *

Стоя возле белого забора, Ким давал группе полицейских краткую ориентировку. Луиза встретилась глазами с Эйком, и он подошёл к ним, чтобы рассказать, что им известно о Йоргене Паркове.

– Подтвердилось, что до самого последнего времени он удерживал здесь женщину-бегунью, но несколько часов назад он увёл её в лес. Когда они покидали домик егеря, она была жива, но, по всей вероятности, в весьма плачевном состоянии.

– Мы уже предупредили всех, живущих в лесу, насчёт Йоргена Паркова и просили связаться с нами, если кто-нибудь увидит эту молодую женщину, – отозвался Ким. – А вы должны быть готовы к тому, что Ренэ Гамст, вероятно, бродит где-то здесь с заряженным стрелковым оружием. Так что при встрече с людьми сразу чётко сообщайте, кто вы такие, – наказал он.

Луиза смотрела своим коллегам вслед, пока они не скрылись в лесу, а потом медленно пошла к жилому дому. Она видела Бодиль со спины, когда другая женщина-полицейский завела её в дом, и Рик знала, что впереди её ждёт самый сложный в её жизни допрос.

Она остановилась на ступенях и на мгновение закрыла глаза. Сколько раз она проезжала мимо? И сидела ведь в их большом саду, пила ягодный сок. И всё это время в конюшне прятали Лисе и Метте. Луиза попробовала отогнать от себя эту мысль, но ей всё равно казалось, будто часть её собственной жизни была разрушена.

Затем она вошла в переднюю и закрыла за собой дверь. Обе женщины ждали в гостиной: сотрудница полиции в кресле, Бодиль на диване. Рик не знала, что сказать, когда придвинула стул к журнальному столику возле дивана и увидела, что женщина из полиции Хольбека достала диктофон. Луиза как-то вдруг растеряла все слова и не могла придумать, как начать разговор, и поэтому была благодарна своей коллеге, которая, пока она усаживалась, проинформировала Бодиль о правах подозреваемых.

– Ну что, начнём? – спросила женщина-полицейский, повернувшись к Рик.

– Да, – кивнула та и посмотрела на хозяйку дома, которая выжидательно перевела взгляд на неё. – Бодиль, чтобы я могла как-то разобраться в том, что мне пришлось пережить сегодня здесь у вас, придётся вам, боюсь, начать рассказ с событий далёкого прошлого, – начала она. – Я поговорила с вашей бывшей соседкой, Эдит Розен, и она поведала мне о том несчастье, которое случилось с Йоргеном в детстве.

– Это я была виновата в том несчастье, – поправила её Парков, даже глазом не моргнув. – И моя мать была права. Мне следовало лучше приглядывать за ним.

– Эдит Розен рассказала и о том, что случилось в пятьдесят восьмом году. Ваши родители понимали, что брат сделал с вами?

Бодиль кивнула, и глаза у неё потемнели. Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и начать свой рассказ.

– В первый раз я расплакалась и побежала к матери. Отца не было дома, – начала она в конце концов. – Я испугалась и пробовала остановить брата, но не сумела. Но мать сказала только, что мне повезло, что я вообще живу. И она запретила мне рассказывать об этом отцу, когда он вернётся, потому что я сама виновата, что Йорген стал таким.

– Но это ведь не значило, что вы должны были предоставить ему своё тело для удовлетворения тех инстинктов, которыми он больше не в силах был управлять, – возразила Луиза.

– Под таким углом мы это не обсуждали. Я ведь прекрасно знала, что он не может ничего с этим поделать. Он стал таким, получив травму головы. Он не делал это специально, чтобы причинить мне боль.

– А ваш отец? – спросила Луиза. – Он так ничего и не узнал?

– Узнал, – кивнула Парков. – Но много позже.

– Ваша мать так ему ничего и не рассказала?

Бодиль покачала головой.

– Отец никогда не укорял меня за тот несчастный случай, и, когда ему стало ясно, что происходит, он с помощью одного школьного учителя постарался устроить так, чтобы я попала в услужение в дом главного врача в Эбберёдгоре. Мы виделись с отцом время от времени, но, даже когда Йоргена отослали после жалобы соседа, мне не разрешали приезжать домой, потому что мать не могла примириться с тем, что его поместили в закрытое учреждение.

Пожилая женщина ненадолго замолчала, глядя на стену поверх их голов.

– И когда позже мой отец умер, она снова забрала Йоргена домой. Я часто думаю о том, что, должно быть, ей тоже непросто приходилось все последующие годы.

Наступила такая тишина, что тиканье настенных часов звучало в ней громом.

– Когда мать заболела и лежала уже при смерти, она послала мне письмо, в котором просила меня приехать, – тихим голосом продолжила Бодиль. – Она хотела взять с меня обещание, что я позабочусь о Йоргене, когда её не станет, и что я больше никогда не сдам его никуда. А если бы я не согласилась, она бы отказалась от меня как от своей дочери. Но ей и не нужно было угрожать мне, я и так всегда знала, что наступит и мой черёд заботиться о нём. Так что я была готова к этому. К этому времени я уже устроилась на работу в Элиселунд и договорилась с главным врачом о том, что, когда подойдёт время, моего брата можно будет тайно переселить в подвал.