— Э-эй! — протестует она. — Пока еще моя очередь!

— А я прекращаю игру! — говорит он, скручивая ей руки так, что она падает к нему на колени. — И играть будем вот во что!

Она выгибается, он для начала шлепает ее по заду, видит, как она прикрыла глаза от удовольствия. Как все-таки много в сексе, думает он, от детской игры. Но вспоминает, что чересчур галантным быть не следует, и на этот раз пренебрегает ее визгом и протестами, пока те не перерастают в удовлетворенное бормотание.

После он натягивает рубашку, и когда застегивает пуговицы, она замечает у него в нагрудном кармане листок бумаги.

— Что это? — спрашивает она, вытягивая листок.

— А, это… — Он смущен. — Письмо.

— Важное? — спрашивает она опять, и сама себе отвечает: — Ну, конечно же, важное, иначе, зачем носить его у себя на сердце. — Принимается было разворачивать, вдруг смотрит на него, внезапно посерьезнев. — Это от Джейн?

— Да. Она пишет, что бросает меня.

— Давно это было?

— Давно. Еще когда я служил в Африке.

— А ты притворялся, когда со мной познакомился, что у тебя есть девушка, — поддевает она его.

— Да. Очень глупо было с моей стороны, правда?

— Очень, потому что я поняла, что ты врешь, и тогда стала искать другое объяснение этому. И все-таки, какая она?

Джеймс пожимает плечами.

— Ну же! Расскажи, какая она?

— Да я и сам толком не знаю, — медленно произносит он.

Это правда: все, что было связано с Джейн, рассеялось, как английская мгла, под неистовым итальянским солнцем, напитавшим Ливию.

— Хотя я думаю, что она очень смелая. Ведь, чтобы написать такое письмо, признаться, что, в конце концов, я ей не подхожу, наверно, требуется немало храбрости.

— Она влюбилась.

— Влюбившись, легче принимать решения, — соглашается он. — Да ладно, порви его!

— Ни за что! — вскидывается она.

— Тогда я порву.

Он берет у нее письмо и разрывает его на множество кусочков, подкидывает в воздух, как конфетти. Ему весело. Он лежит в постели с Ливией, и никакие события из прошлого теперь не имеют значения.

— Как-нибудь ты вот так же и мое письмо порвешь, — вдруг говорит она с грустью.

— Никогда! И потом, мы ведь не собираемся расставаться, значит, тебе и писать мне будет незачем.

Один из его брачных опросов оказался непохожим на остальные. Недели через две после того, как снова завертелась брачная компания, Слон Джеффрис просунул голову в дверь его кабинета. В последнее время он уже не выглядел таким изможденным; как он сам признавался, частично по причине лучшего питания, частично потому, что теперь, когда война вошла в свою наиболее агрессивную стадию, ему приходилось чаще отлучаться из Неаполя, взрывать мосты и перерезать немцам глотки.

— Поразительно, как какая-нибудь пара дней отдыха восстанавливает человека, — говорил он. — Возвращаюсь ну прямо как новенький.

Оказалось, Джеффрис зашел поговорить насчет Элены.

— Тут кругом все девчонки замуж выскакивают, — начал он, поглаживая усы, — вот я и думаю, почему бы и нам в эти самые узы не вступить. И вообще, может, даже ты будешь у нас шафером?

Джеймс заверил Слона, что будет счастлив, и пообещал другу организовать для Элены интервью и без задержки оформить соответствующие бумаги. Чистая формальность.

Однако когда дело дошло до интервью, Джеймс увидел, что Элена чем-то озабочена. Хотя стеклянный ее глаз, как всегда, смотрел, не мигая, на него, другой почему-то косил в стол.

— Что-то не так? — мягко спросил Джеймс.

Элена повела плечами. И вдруг внезапно выпалила:

— Не хочу за него замуж!

— Гм!

— Я люблю Слона, — продолжала она. — Так люблю, как никого не любила. Но я же шлюха, а не домохозяйка! Что со мной будет, когда кончится война? Он хочет, чтоб я с ним уехала в Англию. Там холодно, и, мне говорили, кошмарная еда. И там мы будем совершенно нищими. Слон не такой умник, как ты: ему бы только воевать, он для мирной жизни не создан, не думаю, чтоб он когда-нибудь разбогател. Мне моя работа здесь нравится, и мне нравится, что она дает мне свободу. Почему я должна с этим распрощаться?

Ситуация вышла запутанная. Джеймс спросил Элену, как она поступит, если найдется способ избежать брака.

— Мне бы хотелось пробыть со Слоном до окончания войны, — сказала она. — После мне останется еще лет пять протрубить, накоплю деньжат, открою собственный бордель, самый шикарный в Неаполе. А дальше, — она развела руками, — красота уж будет не та, так что, может, и присмотрю кого-нибудь, да и выскочу замуж.

— Ты ведь можешь прямо Слону сказать, что отказываешься от его предложения.

— Но ведь это ударит его по самолюбию! Если я прямо так ему скажу, он не захочет больше со мной встречаться, и, по-моему, раньше времени прерывать отношения просто неприлично. Можешь ты чем-нибудь мне помочь?

Дело было непростое, но Джеймс обещал попытаться что-то придумать.

Через несколько дней они снова встретились.

— Придумал, — сказал Джеймс. — Просто надо соврать, что ты уже была прежде замужем, это случилось давно, и что теперь с твоим мужем ты понятия не имеешь. Скажем, он сбежал от тебя в первую же брачную ночь или что-то в этом роде. Так или иначе, в вашей католической стране развод довольно долгая история — возможно, тебе требуется разрешение из Ватикана, и ты, естественно, не можешь его получить, так как в Риме сейчас немцы.

— Ты гений! — радостно воскликнула Элена. — Сегодня же вечером все так и скажу Слону. Как мне тебя отблагодарить?

Джеймс заверил ее, что за услуги добрым друзьям денег не берет.

— Знаю, — сказала она. — Но мне все-таки хочется что-нибудь для тебя сделать. Думаю, переспать со мной ты не согласишься?

Джеймс объяснил, что это осложнит их отношения со Слоном, к тому же Ливия вряд ли одобрит эту идею.

— Тогда я отплачу тебе тем, что побеседую кое о чем с Ливией, — произнесла Элена загадочно.

Джеймс попытался было выяснить, что она имеет в виду, но Элена отказалась отвечать на вопросы.

На следующий день Элена с Ливией уединились в кухне, занявшись бесконечным стряпаньем ragu, при этом плотно прикрыв за собой дверь. По взрывам хохота, доносившимся оттуда, Джеймс понял, что беседа протекает увлекательно, но когда он потом спросил Ливию, о чем они шептались, та опять-таки отреагировала весьма загадочно:

— Так просто, сплетничали, — бросила она как бы между прочим. — Бабьи дела. Тебе это не интересно.

Когда же в следующий раз Ливия пришла к нему в комнату, оказалось, что она овладела новыми весьма интригующими приемами.