При любой возможности во время гастролей или в перерывах «Битлз» в полном составе заезжали в Ливерпуль. «Мы не упускали случая похвастаться, — рассказывает Ринго. — Профессиональная группа, понимаете ли. Большинство остальных по-прежнему работали где придется».

Несмотря на успех, Джону в Ливерпуле было неуютно и неловко.

«Мы не могли признаться, но, вообще-то, нам не очень нравилось возвращаться в Ливерпуль. Быть местной знаменитостью довольно утомительно. На ливерпульских концертах залы были забиты нашими знакомыми. Мы стеснялись, что мы в костюмах и все такие опрятные. Опасались, что друзья решат, будто мы продались. И они, пожалуй, были бы недалеки от истины».

На третьих гастролях в мае 1963 года с Роем Орбисоном на выступлениях «Битлз» начались беспорядки; впрочем, в газеты это особо не попадало: центральная пресса продолжала делать вид, будто «Битлз» не существует. То были первые гастроли, когда «Битлз» значились звездами, и теперь публика встречала их повсюду так же, как в свое время поклонники в «Кэверн».

Хотя Брайан, по мнению Джона, навел на «Битлз» некоторый глянец и приспособил их к шоу-бизнесу, ребята по-прежнему дурачились на сцене, распевали пошлые песенки, когда барахлила аппаратура, и смешно объявляли номера: «А сейчас — любимая песня пламенного госпельного чувака Виктора Сильвестра». Точно так же они резвились, давая интервью журналистам музыкальной прессы. Интервьюировать их, писала Морин Клив в «Ивнинг стандард», — все равно что отправиться кутить с четырьмя братьями Маркс[123].

Во время гастролей с Роем Орбисоном началась спекуляция билетами на концерты «Битлз», возник черный рынок. Публика кидала на сцену конфеты — Джордж имел неосторожность упомянуть, что любит жевательный мармелад, — и толпилась у театра, перед гостиницей и везде, где бывали музыканты.

На афишах Рой Орбисон и «Битлз» были указаны как исполнители одного ранга, но «Битлз» выступали после него, как главные звезды.

«Выступать после него было ужасно, — вспоминает Ринго. — У публики от него сносило крышу, он уходил, а она кричала, чтоб он пел еще. В Глазго мы стояли за кулисами, слушали, как ему оглушительно аплодируют… А он просто стоял на сцене и пел, даже не двигался. Дожидаясь своего выхода, мы стояли за кулисамии шептали друг другу: „Угадайте, кто сейчас выйдет, — ваши любимчики!“ Но потом мы выходили на сцену, и все получалось нормально».

Только не для Нила Эспинолла, их гастрольного менеджера. В Ливерпуле было еще ничего — одни и те же залы, снова и снова. А теперь каждый день — новые дороги, новые гостиницы, новые театры и новые проблемы.

«Куда ни приедем, там беда с микрофонами, — говорит Джон. — Ни в одном зале их не могли настроить, как мы хотели. Даже когда мы репетировали днем и объясняли, чего хотим, вечером все было не так. То поставят не там, то громкость не та. Они готовили микрофоны как для вечеров самодеятельности. Хотя, может, у нас был пунктик насчет того, что к нашей музыке не относятся серьезно. Очень бесило. Брайан сидел в будке звукорежиссера, и мы на него орали. А он махал руками — мол, на лучшее они тут не способны».

Больше всего шишек валилось на Нила. Это была одна из его обязанностей — вовремя привезти «Битлз» и аппаратуру в нужное место и расставить по сцене. Толпы фанатов росли — они уже представляли физическую опасность для музыкантов и норовили стащить на память что-нибудь из аппаратуры, — и работать Нилу становилось все сложнее.

«За пять недель гастролей я похудел на девятнадцать кило. Никто не верит, но это чистая правда. В начале турне я весил одиннадцать стоунов, в конце — восемь[124]. Я пять недель не ел и не спал — минуты свободной не было».

Пришлось нанять Малколма Эванса, вышибалу из «Кэверн». Он стал вторым гастрольным менеджером и ездил с «Битлз» до самого конца их гастрольного периода. Оба они и сегодня с «Битлз» — их ближайшие компаньоны и друзья.

Нил — худощавый, очень умный, толковый человек с твердыми правилами и не привык всем поддакивать. Он немного похож на Джорджа. Мэл, наоборот, здоровенный, открытый и добродушный. Нил ради «Битлз» отказался от карьеры бухгалтера. Работа Мэла была не такой завидной, но он прекрасно с ней справлялся.

До знакомства с «Битлз», перевернувшего всю его жизнь, Мэл одиннадцать лет проработал инженером связи. Ему было двадцать семь лет, они с женой воспитывали ребенка, выплачивая закладную на дом ленточной застройки по Аллертон-роуд в Ливерпуле. Мэл был гордым владельцем своего первого автомобиля и получал хорошее жалованье — пятнадцать фунтов в неделю. Ему полагались соцпакет, оплачиваемый отпуск и пенсия по старости. Казалось, больше и желать нечего.

Однажды в 1962 году Мэл вышел из почтамта, где тогда работал, и решил пройтись не по Пир-Хед, где обычно прогуливался в обед, а по другой улице. «Я увидел улочку Мэтью-стрит, на которую раньше не обращал внимания, прошел по ней и увидел клуб „Кэверн“. До того я ни разу не бывал в клубах. Я услышал музыку — настоящий рок, немного смахивало на Элвиса. Я уплатил шиллинг и вошел». С тех пор Мэл захаживал в «Кэверн» так часто, что ему предложили поработать вышибалой, постоять в дверях, — тогда он сможет заходить бесплатно.

Месяца три Мэл подрабатывал вышибалой в клубе, а летом 1963 года Брайан предложил ему бросить почтамт и стать вторым гастрольным менеджером «Битлз». На гастролях Мэл перегонял фургон с аппаратурой от театра к театру, вовремя устанавливал ее на сцене и проверял. Потом все аккуратно паковал и следил за сохранностью инструментов до следующего концерта. Самими музыкантами занимался Нил.

По оценкам Мэла, за первую же неделю работы его увольняли раз шесть. «Прежде мне не приходилось близко видеть ударную установку. Я ничего в этом не смыслил. Нил помогал мне первые пару дней, но, как только меня предоставили самому себе, начался кошмар. Сцена огромная, в голове у меня пустота. Куда что ставить, я не знал. Попросил помочь барабанщика другой группы. Не сообразил, что каждый ударник ставит тарелки на свою высоту, как ему удобно. Тот парень поставил их под себя, но Ринго это не подошло.

Самое ужасное случилось в Лондоне в „Финсбери-Эмпайр“, когда я потерял гитару Джона. Он на ней играл годами. А она взяла и пропала. Джон спрашивает: „Где мой „джамбо“?“ А я не знал где. По сей день загадка. Ну и досталось мне в тот день!

Мне жутко нравилось встречаться со знаменитостями, которых я прежде видел только по телевизору. Меня звезды прямо ослепляли. Я и сейчас такой. Но я скоро сообразил, что эти люди ко мне подлизываются и норовят познакомиться, только чтобы подобраться к „Битлз“. Быстро научился вычислять таких за милю».