установленного дворянским собранием за предшествующий год. Итак, момент взаимопомощи играл тут роль довольно скромную, дело строилось в значительной степени на субсидиях из государственных средств.

В то время как всемерная поддержка дворянского землевладения и вообще дворянского сословия продолжала составлять главный предмет правительственных забот, по отношению к крестьянскому вопросу в начале XX ст. власть обнаружила какую-то беспомощную растерянность. Здесь разыгрался любопытный эпизод соревнования и столкновения двух ведомств — Министерства внутренних дел и Министерства финансов, — Сипягина и Витте, эпизод, очень показательный, конечно находившийся в тесной связи с игрою карьерных честолюбий, но в то же время имевший и гораздо более глубокую общую подкладку.

Здесь надо сказать два слова об одном внутреннем противоречии, Которым вообще пронизывалась система правительственной политики за вторую половину XIX ст. и за первые два десятилетия XX в. С одной стороны, как я уже неоднократно указывал в предшествующем изложении, власть в течение этого времени все теснее сближала свою политическую позицию со стремлением реакционных кругов дворянства, которые сводились к тому, чтобы застопорить жизненный процесс, или, по выражению Леонтьева, "заморозить" Россию в формах архаического устройства самодержавной монархии, опирающейся частью на всевластную бюрократию, частью на землевладельческое дворянство, наделенное рядом социальных преимуществ.

А вместе с тем за то же время развертывалось усиленное покровительство крупной промышленности, расцветала система государственного протекционизма, всячески воспособлялся рост капиталистического хозяйства в стране. Правительственные мероприятия, в эту сторону направленные, сосредоточивались главным образом в Министерстве финансов, а во главе этого министерства оказались последовательно два таких энергичных деятеля, как Вышнеградский и затем Витте. Уже Вышнеградский в противоположность своему предшественнику Бунге связал деятельность своего министерства с интересами крупной промышленности; еще решительнее и энергичнее пошел по этому пути кипучий и вседерзающий Витте. Наряду с ростом частной крупной промышленности все более грандиозные размеры стали принимать при нем и казенные предприятия — упомянем винную монополию и грандиозный размах железнодорожного строительства.

Не может быть сомнения в том, что неудержимое преображение России в течение второй половины XIX столетия из страны архаического натурального хозяйства в страну растущего безостановочно капитализма прямым путем вело Россию к неизбежному переходу от патриархального самодержавия к буржуазной конституции. И не может быть сомнения также и в том, что экономическая политика и Вышнеградского и Витте, — совершенно независимо от их личного политического profession de foi [Мировоззрение (фр)], внушаемого либо традицией, либо карьерными соображениями, — лила воду на мельницу конституционного движения, развившегося в широких кругах общества. Вышнеградский просто делал свое дело, не вдаваясь в оценку дальнейших политических перспектив. Витте и по свойству своей натуры, и по особенностям момента, в котором ему пришлось действовать, выступал яркой фигурой на политической сцене. Правда, яркость его фигуры отнюдь не соединялась с ясностью. Все смотрели на Витте как на политического хамелеона. И точно, его фигура, как бы сказать, переливала весьма разнообразными цветами. При иных своих выступлениях хамелеон превращался в сфинкса. Такое именно впечатление произвела в свое время изданная им знаменитая брошюра "Самодержавие и земство", настоящим автором которой был крупный чиновник Министерства финансов, широко образованный Путилов. В разгар правительственного нажима на земство со стремлением свести к минимуму земскую самодеятельность Витте в этой брошюре выступал с резким указанием на то, что самодержавие и земство несовместимы, ибо логическое развитие заложенных в них, по существу прямо противоположных, начал должно привести к столкновению не на жизнь, а на смерть. Примирить эти начала невозможно; значит, надо иметь мужество решительно выбрать одно из них. Которое же выбрать? Поставив пред столь пикантным вопросом своего читателя, Витте предоставлял затем читателя его собственным размышлениям, а сам превращался в каменного сфинкса. Конечно, министр самодержавного монарха на своем официальном посту мог выступать только в роли апологета самодержавия. Но… у читателя невольно являлся вопрос: тот, иго доказывает, что ради сохранения самодержавия необходимо уничтожить всякую общественную самодеятельность, — не является ли, в сущности, отрицателем самодержавия? И этот вопрос представлялся тем настойчивее, что в самой брошюре связь земства с жизненными интересами страны была показана хотя и под вуалью, но вуаль-то была очень прозрачна.

Так, Министерство финансов оказывалось хотя и в прикровенном, но тем не менее в несомненном противоречии с основными линиями политики Министерства внутренних дел. Какая бы ни шла борьба между Витте и его противниками, в конце концов не из личных отношений, а из существа самого дела вытекало это противоречие. Это особенно наглядно вырисовывается из истории отношений Витте и Сипягина. При падении Горемыкина сам Витте провел Сипягина на пост министра внутренних дел. А между тем тотчас же вслед за этим пути того и другого резко разошлись. И как раз именно в связи с крестьянским вопросом вскрылась особенно отчетливо политическая сущность этого расхождения.

Еще в 1893 г., т. е. при Дурново, при Министерстве внутренних дел была образована комиссия для пересмотра законов о крестьянах. В обоих губернских совещаниях из должностных лиц под председательством губернаторов был подвергнут обсуждению ряд вопросов. При Горемыкине предположения, выдвинутые этими совещаниями, были систематизированы, отпечатаны, и затем — совершенно в стиле Горемыкина — над всем делом был поставлен крест; работы были приостановлены, как значилось в официальном сообщении, "вследствие возникших предположений относительно иного порядка направления этого дела".

Теперь, в 1900 г., Сипягин возобновил это дело. При Министерстве внутренних дел было образовано Особое совещание под председательством министра для пересмотра лишь тех законов о крестьянах, "недостатки коих дознаны опытом". При этом было объявлено, что пересмотр будет произведен — "на почве основных начал Положений 19 февраля 1861 года", а сущность этих основных начал была определена в сохранении сословной особности крестьянского земельного и общественного устройства.

Вот тут-то против Сипягина и выступил Витте. Он испросил Высочайшее разрешение образовать при Министерстве финансов свое Особое совещание "о нуждах сельского хозяйства и промышленности". Для этого Совещания была начертана обширная программа, касавшаяся различных сторон хозяйственной жизни, а главное, в основу работ было решено положить принцип уравнения крестьянства с прочими сословиями и установления в деревне прочного правопорядка.

Так, двум министерствам было поручено одновременно пересматривать существующие законоположения о крестьянах и намечать нужные нововведения в этой области, ведя свою работу на прямо противоположных основных началах. Начиналась своего рода политическая дуэль между двумя ведомствами, и общество с большим любопытством взирало тогда на это столкновение, выжидая, чем же оно кончится, за кем останется победа?

Это было действительно весьма интересно, но плохо было то, что все эти обширные начинания, связанные с ведомственными трениями, давали благовидную возможность пока что приостановиться со всякими текущими законодательными мероприятиями по крестьянскому вопросу.

Итак, правительство продолжало топтаться на месте; все