— Была срочная операция, раненого надо было взять в Берлин, — сказала она, даже не поведя бровью. — Не могла же я его бросить. Так и доложите группенфюреру, или лучше я сама доложу. Свяжите меня с ним, я сейчас подойду.

Адъютант отошел к БТРу.

— Алекс, — Маренн подозвала Грабнера. — Здравствуйте. Спасибо, что приехали. Вот все документы на раненых, это из двух дивизий, — она передала штурмбаннфюреру толстую папку с бумагами. — Вы знаете, я сейчас не смогу поехать в Шарите.

— Да, Макс сказал мне, — тот кивнул. — Мы все сделаем, не беспокойтесь.

— Тогда перегружайте их в фургон, только очень осторожно, там и брюшная полость, — она показала карточку, — и проникающее в голову, и разрыв сонной артерии…

— Разрыв артерии? — Алекс нахмурился. — Надо менять протез?

— Надеюсь, я сделаю это сама, но если наступит критическая ситуация, я вполне доверяю вам это сделать. И вообще пока всех оставляю вашим заботам.

— Когда вы вернетесь, фрау Ким? Макс в курсе, что вы уезжаете по поручению Вальтера, но он точно не знает на какой срок, и просил выяснить. Дело в том, что Гербхардт уже разговаривал с ним о возможной эвакуации Шарите. Макс очень переживает. Вдруг поступит приказ, а вас нет.

— Без меня никаких эвакуаций, так и скажите Гербхардту, пусть Макс скажет, — она ответила решительно. — Объясните ему, что у нас не только тяжелораненые солдаты и офицеры, много мирных граждан, попавших под обстрел и бомбежки. Мы же психиатрическая клиника, у нас есть и весьма специфический контингент, который вообще не имеет отношения к войне, как и ко всему окружающему миру, поскольку пребывает в собственных мирах. Или Гербхардт об этом забыл? Такие люди требуют совершенно особых условий содержания. Это не полевой госпиталь, который собрал, разобрал быстренько и перебрасывай, куда захочется. Пациенты с тяжелыми психическими отклонениями требуют специального ухода, они должны быть надежно изолированы, ни в коем случае не контактировать с теми же ранеными и больными. Это все может иметь непредсказуемые последствия. Так что осуществить эвакуацию Шарите за те пять или семь дней, что я буду отсутствовать, у Гербхардта вряд ли получится. Пусть Макс не волнуется, успокойте его. Вообще пусть он поговорит с Вальтером. Неплохо бы довести эту ситуацию до рейхсфюрера, чтобы Гербхардт не чувствовал себя так вольно. Я думаю, Вальтер не откажется упомянуть об этом в разговоре с Гиммлером и заручиться его поддержкой. Шарите надо эвакуировать, с этим никто не спорит, и даже в самом ближайшем будущем. Но сначала нам с Максом надо хорошенько подумать, куда и как. Я вернусь, и полагаю, нам хватит дня два, и мы представим в медицинское управление Гербхардту наши предложения на этот счет. Все, действуйте, Алекс.

— Слушаюсь, — штурмбаннфюрер развернулся, чтобы бежать к медицинской машине. Но Маренн вдруг остановила его.

— Подождите, — сказала, смутившись. — Там в самолете розы. Два сиденья завалены полностью. Пожалуйста, отвезите их тоже в Шарите и поставьте в моем кабинете. Это моя личная просьба, Алекс. Я сейчас крайне ограничена во времени, чтобы сделать это сама. Вы знаете, обычно я никого не люблю просить.

— Что вы, фрау Ким, — Грабнер улыбнулся. — Я сделаю это для вас с радостью. Тем более, что вы на самом деле не так часто даете мне такой повод. Благодарность от «Лейбштандарта?». Они любят преподносить вам такие цветы, я заметил.

— Благодарю вас, Алекс, — она кивнула ему с признательностью.

— Фрау, группенфюрер Мюллер, — адъютант протянул ей телефонную трубку.

Она подошла к БТРу.

— Слушаю, Генрих.

— Ты все никак не можешь расстаться со своими ранеными красавцами из «Лейбштандарта», — сразу услышала насмешливый голос шефа гестапо. — Еще немного, и я начну верить, что Эльза права. Там, правда, нашелся кто-то, кто растопил твое сердце, не очень-то податливое, между прочим, несмотря на всех твоих ухажеров. Ты еще будешь заниматься с ранеными? Сколько? — его голос стал серьезным.

— Совсем не буду, Генрих, — ответила она. — Я вызвала из Шарите штурмбаннфюрера Грабнера, он и его помощники прекрасно справятся со всем без меня. А я готова исполнять твои приказания.

— Молодец, ты умеешь организовать дело. Мой адъютант сейчас передаст тебе все документы. Унтерштурмфюрер и солдаты на месте?

— Во всяком случае, я вижу их.

— Замечательно. Принимай команду над ними. Отправляйтесь немедленно. В приказе указаны все адреса. Отрабатывайте по порядку. Эмиссары Красного Креста уже выехали тебе навстречу, ты заберешь их в Бернау. С ними несколько фургонов для эвакуации. Ситуация напряженная, но пока терпимая, регулируем. Ясно?

— Так точно, группенфюрер.

— Держи меня в курсе. Хайль!

Связь прервалась. Маренн отдала трубку связисту.

— Где документы? — она повернулась к адъютанту Мюллера.

— Вот, фрау, — тот протянул ей кожаную папку с серебряным имперским орлом.

Она быстро просмотрела бумаги.

— Все ясно. Доложите группенфюреру, что мы приступили к исполнению, — приказала адъютанту.

— Слушаюсь, — тот вытянулся, отдавая честь.

— Унтерштурмфюрер, подойдите ко мне, — она подозвала к себе офицера.

— Унтерштурмфюрер Рашке, — доложил тот. — По приказу группенфюрера Мюллера полностью в вашем распоряжении.

— Прекрасно, я рада, — Маренн кивнула, взглянув на него. — Будем работать вместе. Как вас зовут?

— Хельмут, фрау.

— Заводите машины, Хельмут. Мы едем. Времени у нас мало, а сделать надо много. Пункт назначения — Бернау.

— Слушаюсь. Прошу в мою машину.

— Благодарю, — она поднялась на БТР. Повернувшись, махнула рукой Грабнеру.

— Всего хорошего, Алекс. Оберштурмфюрер Майер. Повреждение сонной артерии, транспортируйте крайне осторожно, — предупредила она. — В походных условиях все сделано очень тонко, можно сказать, на живую нитку, одно неверное движение — и может снова хлынуть кровь.

— Не волнуйтесь, фрау Ким, все будет в порядке, — успокоил ее шурмбаннфюрер. — Вам тоже удачи. Возвращайтесь скорее.

— Я постараюсь.

Ветер играл лепестками роз, когда Грабнер нес их из самолета в машину. Маренн вздохнула и опустила голову. БТРы один за другим выехали с аэродрома. Маренн наклонилась к связисту.

— Соедините меня с приемной бригадефюрера Шелленберга, пожалуйста, — попросила она и улыбнулась, услышав в трубке голос дочери.

— Джилл Колер, я слушаю вас.

— Ты слушаешь? Я рада.

— Мама, ты приехала? — голос Джилл радостно зазвенел.

— Да, я уже в Берлине. Но задержусь еще на несколько дней. У тебя все в порядке?

— Да, все хорошо, мама. А что это за шум?

— Это гусеницы скрипят по гравию.