Я и не подозревал, что она там есть.

— Да пребудет с тобой благодать реки, — шепнула сестра, когда меня повезли в лабораторию делать снимок.

Там пару раз приложили к рентгеновской установке и прикатили назад в палату, где я провалялся еще час в бесформенном больничном халате. А может, и больше — кажется, я слегка задремал. Поскольку был субботний вечер, по коридору разносились многочисленные пьяные стоны и вопли, а также голоса моих собратьев-констеблей, которые просили «пострадавших» успокоиться и рассказать, что с ними случилось. Ко мне заглянул доктор Валид и сообщил, что Найтингейл останется в больнице до завтра. Я попросил стакан воды. Доктор потрогал мне лоб и вышел.

В соседней палате кто-то с характерным ливерпульским выговором твердил, что хочет домой. Доктор говорил ему, что сначала нужно вправить вывихнутую ногу. Ливерпулец повторял, что он совершенно здоров, а врач объяснял, что нужно подождать, пока не выветрится алкоголь, чтобы можно было сделать анестезию.

— Я хочу домой! — повторил ливерпулец.

— Мы поставим вас на ноги и отпустим домой, — сказал доктор.

— Да нет, — уныло протянул ливерпулец, — хочу обратно в Ливерпуль!

Свет люминесцентных ламп резал глаза так, что начала болеть голова.

Вернулся доктор Валид со стаканом воды и двумя таблетками ибупрофена. И сразу ушел, потому что не мог задерживаться — внизу его ждал свеженький труп. Через некоторое время ко мне снова пришел тот молодой врач.

— Можете отправляться домой, серьезных повреждений у вас нет, — объяснил он.

И я побрел в «Безумие» пешком, благо было недалеко.

Проснувшись утром, я не обнаружил в столовой завтрака. Спустился в кухню выяснить почему и увидел, что Молли сидит на стуле, повернувшись спиной к двери. Рядом с ней расположился Тоби, но он хотя бы обернулся, когда я вошел.

— Что-то случилось? — спросил я.

Молли не шелохнулась. Тоби заскулил.

— Пойду позавтракаю в городе. Где-нибудь в парке, например, — сказал я.

Молли, похоже, не возражала. Тоби спрыгнул на пол и устремился за мной.

— Какой ты меркантильный, — с укором сказал я.

Тоби согласно тявкнул. Наверное, решил, что колбаса — она и есть колбаса, независимо от того, где тебя ею угостят.

Особняк «Безумие» расположен на южной стороне Рассел-сквер, центр которой занимает парк с посыпанными гравием тропинками, большими деревьями (не знаю, как они называются) и фонтанами, как будто специально сконструированными так, чтобы дети и мелкие собаки могли промокнуть там насквозь. На северной же стороне парка находится кафе, где дают сносные сосиски, яичницу с беконом, картошку и кровяную колбасу. Было солнечно и довольно тепло, поэтому я сел за столик снаружи и стал чисто механически поглощать содержимое своей тарелки. Оно было совершенно безвкусное, поэтому я в конце концов поставил тарелку на плитки под столом и позволил Тоби очистить ее.

Потом отправился обратно в особняк и вошел через парадный вход, возле которого лежала пачка рекламных листовок. Как всегда, доставка пиццы и кебабов, да еще аляповатый листок, сообщавший о том, что некий провидец из Ганы готов предсказать будущее и его предсказания непременно принесут удачу. Я сунул все вместе в стеллаж, который Молли специально для этого держит в холле.

Меня замутило, и пришлось пойти в туалет и расстаться со своим завтраком. Потом я вернулся к себе в комнату, лег в постель и снова уснул.

Проснулся я сильно после двенадцати, взмокший и немного осовевший — такое бывает, когда без всяких причин проспишь полдня. Поплелся по коридору в ванную и налил воды в то чугунное эмалированное чудовище на бронзовых ножках-лапах, которое у нас вместо нормального душа. Воду я пустил максимально горячую, насколько мог терпеть, и все равно закусил губу, когда она коснулась ссадин у меня на бедре. Я сидел в ванне до тех пор, пока все мышцы полностью не расслабились, а мне не надоело изображать Луи Армстронга, напевая «Ain't Misbehavin'». Побриться я не мог из-за пореза на щеке, поэтому оставил брутальную щетину и отправился обратно к себе искать какие ни на есть чистые шмотки.

Когда я рос, единственным способом помешать маме заходить ко мне в комнату могла бы стать стальная дверь с кодовым замком. Но даже и она не факт что помогла бы. Поэтому я привык без лишней щепетильности относиться к тому, что кто-то может войти ко мне в спальню, особенно если этот кто-то хочет навести порядок и забрать белье в стирку. Я надел хлопковые брюки цвета хаки, строгую рубашку и хорошие кожаные ботинки. Потом посмотрел в зеркало. Майлз Дэвис одобрил бы — недоставало только тромбона. Когда выглядишь так классно, порядок дальнейших действий не подлежит сомнению, и я, взяв телефон, позвонил Симоне.

Телефон не работал: микропроцессор сдох, когда я попытался наслать чары на Бледную Леди.

Я достал из ящика комода запасную «Нокию» с сим-картой без абонентской платы. Все любимые номера были там сохранены. Я добавил номер Симоны и набрал его.

— Привет, детка, — сказал я, — прошвырнуться не хочешь?

Отсмеявшись, она сказала, что будет очень рада.

По воскресеньям в клубы ходят только студенты и приезжие из Бэзилдона, ну а мы с Симоной отправились в «Ренуар» смотреть «Синдром лестницы» режиссера Доминика Боди. Несмотря на субтитры, это оказалась романтическая комедия. «Ренуар», в котором крутят артхаусные фильмы, находится под торговым центром «Брансуик», оформленным в светло-кремовых тонах и напоминающим вывернутую наизнанку ацтекскую пирамиду. От «Безумия» до него всего две минуты ходу. И там еще сохранились старомодные кресла, где можно сидеть, обняв свою девушку и не опасаясь при этом намять руку о держатель для стакана.

Симона спросила меня, откуда царапина на щеке, и я ответил, что ввязался в драку.

После кино мы поужинали в «Йо! Суши» — Симона, как выяснилось, там никогда не бывала, хотя возле ее дома тоже есть такая забегаловка.

— Я не в силах изменить «Кондитерской Валери», — выдала она в качестве объяснения.

Ей понравились маленькие разноцветные горшочки, ползущие на подвижной ленте, и вскоре она уже сложила их горкой рядом со своей тарелкой, словно курган из диковинных черепов. Ела она довольно изящно, но размеренно и целеустремленно. Я взял порцию острого риса с лососем. Желудок мой еще не вполне успокоился, но я с удовольствием наблюдал, с каким восторгом она пробует каждое блюдо. К счастью, суши-бар закрылся до того, как заказы Симоны превысили лимит моей кредитки. Вывалившись из «Брансуик», мы побрели по Бернард-стрит к станции метро «Рассел-сквер-2». Пока мы были в кино, прошел дождь, и теперь мокрые улицы дышали свежестью. Симона остановилась и, обхватив меня за шею, притянула мою голову к себе для поцелуя. Ее губы пахли соевым соусом.

— Не хочу домой, — прошептала она.

— Может, пойдем ко мне?

— К тебе?