К половине восьмого он засыпает, и я возвращаюсь за свой ноутбук с большим бокалом вина.

На этот раз поиски не занимают много времени. Девичья фамилия Адели записана у Роба в тетради, и запрос по ключевым словам «Резерфорд-Кэмпбелл пожар» вываливает на меня тонны информации: главным образом статей о последствиях, как в национальных, так и в местных газетах. Их там десятки страниц. Обнаружив такое обилие данных, я задаюсь вопросом: почему мне даже в голову не пришло поискать раньше, когда Адель только мне обо всем рассказала? Когда она дала мне тетрадь.

Поначалу мое внимание всецело поглощено фотографиями. Ну еще бы. Я открываю ссылку за ссылкой, пока у меня не образуется чуть ли не пятнадцать открытых вкладок. Я нахожу снимки поместья с воздуха до и после пожара. Да, Адель не шутила, говоря, что поместье у них было немаленькое. На второй фотографии видно, что часть особняка выгорела до черноты, но даже то, что уцелело, втрое, если не вчетверо больше обычного дома. Здание из светлого камня выглядит так, будто простояло не менее пары сотен лет. Построено в эпоху поместного дворянства. Его окружают леса и поля, укрывая особняк от любопытных глаз. Я пытаюсь представить, как он выглядит сейчас. Интересно, следит кто-нибудь за территорией? Или она заросла и заброшена?

Есть там и фотография родителей Адели. Глядя на лицо ее матери, я думаю, что оно похоже на отражение ее лица в неспокойной воде. Почти такое же, но немного другое. Адель красивее, ее черты более гармоничны, но у нее точно такие же темные волосы и оливковая кожа. Ее отец, сделавший карьеру инвестиционного банкира и обладавший, если верить всем этим статьям, как личным состоянием в несколько миллионов, так и высокодоходным инвестиционным портфелем, на одной из фотографий – видимо, сделанной в то время, когда он еще не отошел от дел, – выглядит скучным и серьезным, но на другой, одетый в дорогущую куртку от «Барбур» и высокие резиновые сапоги, с улыбкой смотрит прямо в камеру. Его лицо раскраснелось от свежего воздуха, а может, от обилия хорошего вина и сытной еды, и вид у него вполне счастливый.

Адель на этих фотографиях тоже присутствует – трагически прекрасная осиротевшая дочь. Здесь ее лицо еще не утратило юношеской пухлости, но это, без сомнений, та самая Адель, которую я знаю. Наследница, как именует ее одна из газет. Сколько же у нее на самом деле денег? Судя по всему, это астрономическая сумма. На фотографии, где они все втроем сняты на Рождество, ее глаза искрятся беззаботным смехом.

На другой, размытой и снятой с расстояния, как это обычно делают журналисты таблоидов, она идет по лужайке рядом с пострадавшим от пожара домом. Голова у нее опущена, одна рука прикрывает лицо, а сама она кажется похудевшей, так что джинсы висят на бедрах. Рядом с ней, положив руку ей на талию, идет какой-то мужчина. Его лицо обращено практически в длиннофокусный объектив камеры, как будто он каким-то шестым чувством уловил ее присутствие. Вторая рука, перебинтованная, висит на перевязи. Это Дэвид. Его лицо размыто, но это он. Вид у него усталый и настороженный, Дэвид готов в любой миг броситься ее защищать. Они оба тут такие молодые! Они – и в то же время не они.

Я долго смотрю на фотографию, потом погружаюсь в чтение миллиона газетных статей, по кусочкам восстанавливая картину произошедшего под всеми возможными углами.

Пишут о любви родителей Адели к вечеринкам, об их богатстве и переезде из Лондона после рождения дочери. Обычные сплетни соседей, изображающих горе и потрясение, но на самом деле не упускающих случая выразить свое осуждение. Адель, судя по всему, была одиноким ребенком. У ее родителей вечно не было на нее времени. Масса статей посвящена роману бедного фермерского мальчика и прекрасной наследницы и тому, как он спас ее из пламени. Упоминается, что, по сведениям из некоторых источников, Адель в детстве лечилась у психиатра.

А потом я натыкаюсь на нечто такое, что мгновенно излечивает мою сердечную боль по поводу их истории, к которой я не имею никакого отношения. По поводу очевидной любви Дэвида к ней в тот момент, по поводу их связи, столь прочной, что моя связь с ними кажется паутиной, а вовсе не водорослями. Четыре слова, которые впечатываются в мое сознание, коваными башмаками пройдясь по моей сентиментальности. Напоминание о том, зачем я вообще все это затеяла, прежде чем меня затянуло в их отношения, как в кроличью нору.

«Не исключена возможность поджога».

Эти четыре слова незаметно, исподволь начинают мелькать в более поздних репортажах, когда таблоиды уже окончили со смаком обсасывать подробности. На фотографии запечатлен полицейский по имени Ангус Вигнелл, изучающий повреждения от пожара, – коренастый мужчина лет примерно за тридцать. Комментарий относительно скорости, с которой распространялся огонь. Упоминание о запасе бензина для квадроциклов, который хранился в канистрах в сарае. Поджог нельзя сбрасывать со счетов.

Инспектор уголовной полиции Ангус Вигнелл был замечен на выходе из пертского Королевского госпиталя, где проходит лечение по поводу ожогов обеих рук третьей степени Дэвид Мартин. По данным наших источников, инспектор, сопровождаемый сержантом полиции, имел двухчасовую беседу со студентом, снискавшим славу героя после того, как он спас свою подругу, семнадцатилетнюю Адель Резерфорд-Кэмпбелл, от пожара, унесшего жизнь обоих ее родителей. Инспектор Вигнелл отказался дать пояснения относительно причин его визита, ограничившись комментарием, что он связан с расследованием, которое проводит по этому делу полиция.

Бегло проглядываю одну статью за другой, перескакивая со строчки на строчку в поисках еще каких-нибудь подробностей. Обнаруживаю слухи о недовольном управляющем поместьем, а также более позднее упоминание о финансовых затруднениях отца Дэвида. Слухи о том, что родители Адели не одобряли их отношений. Все это не переходит грань открытых обвинений, но тон статей, в которых раньше Дэвида превозносили до небес как героя, определенно изменился.

Потом на третьей странице, когда среди результатов уже начинают попадаться ссылки, имеющие довольно отдаленное отношение к теме моего запроса, я вижу заметку об их свадьбе. Скромная церемония в деревушке Аберфельд. На этот раз фотографий нет, и я думаю о подозрениях Адели и о том, что, быть может, в промежутке между более ранними статьями и этой заметкой было совершено чудовищное преступление, отнявшее жизнь одного мальчишки. А возможно, это было вовсе не первое чудовищное преступление. Насколько сильно Дэвиду хотелось сменить жизнь бедного фермерского сына на жизнь состоятельного доктора? Достаточно, чтобы под покровом ночи поджечь дом?

Некоторое время я пью вино и смотрю в пустоту прямо перед собой, переваривая информацию. Я не могу пойти со своими подозрениями относительно Роба в полицию – если я попытаюсь все им объяснить, то буду выглядеть в их глазах как чокнутая любовница, которая мстит за то, что ее бросили. Но если существует человек, у которого уже были раньше подозрения в адрес Дэвида – например, этот самый Ангус Вигнелл, – тогда, может быть, они обратят внимание на анонимное письмо и хотя бы обыщут поместье?

Ищу полицейского в «Гугле»: он по-прежнему живет в Пертшире, только теперь занимает пост главного инспектора уголовной полиции в Управлении полиции города Перт. Записываю на листке адрес. Отнесется ли он к анонимному письму серьезно? Или отправит прямиком в мусорную корзину? Наверное, это зависит от того, насколько сильны были его подозрения в отношении Дэвида. Если он действительно считал, что Дэвид имел какое-то отношение к пожару, но не смог этого доказать, письмо может вызвать у него интерес. Это лучше, чем сидеть сложа руки. И лучше, чем бесконечно прокручивать в голове все эти вопросы, пока я не сойду с ума.