Может, никакого трупа там не найдут. Может, Эйлса права и Роб просто бомжует где-нибудь, окончательно утратив человеческий облик. Может, Дэвид не виноват – во всяком случае, в этом, – но, по крайней мере, вся эта история выплывет наружу и избавит Адель от сомнений. Кстати, рассказывать ли Адели о том, что я задумала? Лучше не надо. Она бросится меня отговаривать, я в этом уверена. Несмотря на все свои страхи и переживания, она побоится ворошить этот улей. Она слишком зависима от Дэвида и слишком долго пребывала в состоянии этой зависимости. Она не позволит мне вынести ее подозрения на публику.

И вообще, речь теперь уже не о них двоих. Не о них, не обо мне и не о любой комбинации из нас троих. Речь о Робе. О том, чтобы восстановить в отношении его справедливость. И хотя при мысли об этом меня слегка подташнивает, я намерена написать это письмо и отослать его, пока не передумала. Всему есть предел. А потом я умою руки.

Тепло, вот какое слово лучше всего описывает ее состояние. Роб здесь, и на душе у нее тепло. Лучезарно. Он ее друг, и он вернулся. Притом что пребывание в одиночестве пошло ей на пользу – просто поразительно насколько! – она рада, что Роб здесь. Дом снова ожил. У Роба нет связанных с этим местом воспоминаний, в отличие от них с Дэвидом. Они не давят на него, и это ее освобождает. В присутствии Роба она не обязана быть печальной.

Во время экскурсии по дому, которую она устраивает ему, он то и дело смеется. Она уже говорила ему, что по размерам ее дом ничуть не уступает Вестландз, если не превосходит его, но он явно ей не поверил, и под конец экскурсии ей уже и самой становится смешно, что такой огромный дом принадлежит всего одной семье. Притихли они оба, только когда она показывала ему выгоревшие комнаты, в которых погибли ее родители. Его глаза расширились, и они немного постояли молча, а потом он сказал:

– Давай-ка выметаться отсюда. Тут воняет.

Этим он ей и нравится. Отсутствием необходимости внимательно прислушиваться к собственным чувствам и беспокоиться о своем душевном равновесии. Рядом с Робом она чувствует себя сильной, потому что он считает ее такой.

Приехал он практически налегке: кое-какая одежда, тетрадь, несколько банок пива и запас наркотиков. Они вынимают оттуда немного травки, а потом Адель заставляет его спрятать все остальное в сарае.

– В доме бывают посторонние, – говорит она ему. – Пару раз в неделю приезжает одна женщина, прибирается и привозит еду. Иногда заглядывает мой адвокат. Он беспокоится, как я тут одна. Считает, что это неподходящий метод лечения. Говорит, я еще слишком маленькая.

Она закатывает глаза. По сравнению с Робом она всю жизнь жила в тепличных условиях.

– Ну да, – отзывается он. – Вдруг ты пожар тут устроишь или еще что-нибудь.

Ее глаза потрясенно расширяются, но в следующую секунду она уже заливается смехом.

– Господи, ну ты и свинья.

Она берет его под руку.

– Ну да, зато я способен тебя рассмешить. – Он делает паузу. – Так, если начистоту, тебя беспокоит, что мою заначку могут найти эти чуваки – или твой драгоценный Дэвид?

Она какое-то время молчит, потом вздыхает:

– Ну да, наверное, скорее Дэвид. Он не противник наркотиков как таковых, – (на лице Роба отражается циничное недоверие), – совсем не противник, но едва ли он сочтет, что это сейчас пойдет мне на пользу. Решит, я использовала их как костыль.

– Трудно, наверное, жить, когда все эти люди постоянно душат тебя своей заботой, – замечает Роб. – Если бы они могли видеть тебя так, как я.

– И как же ты меня видишь?

– Как птицу феникс, возрождающуюся из пепла разумеется.

Это ей нравится. Очень нравится. Напоминает о том, что она теперь сама себе хозяйка. Все так же рука об руку они прогуливаются по поместью и доходят до колодца, где молча загадывают каждый свое желание, хотя Адель и не уверена, что пересохший колодец умеет исполнять желания.

Вечером они подогревают себе замороженную пиццу, запивают ее дешевым крепким пивом, которое привез Роб, а потом курят травку в гостиной у камина. Сидя на подушках на полу, они болтают и смеются, обо всем и ни о чем. Адель глубоко затягивается сладковатым дымом, наслаждаясь ощущением смешливой легкости, которое распирает ее изнутри. Она скучала по нему. Не меньше, чем по Робу.

Она видела его пакет с наркотиками и знает, что он прихватил с собой и героин, но он не упоминает об этом, и она тоже. Это его дело. Она не хочет, чтобы он баловался героином, но еще меньше хочет читать ему нудные лекции в духе врачей из Вестландз. Ей хочется, чтобы Роб был счастлив, и если это то, что ему сейчас нужно для счастья, она не станет ругаться с ним из-за этого. Тем более что он явно не конченый наркоман. Будь это так, он был бы развалиной, но голова у него работает дай бог каждому, и потом, она не видит у него на руках свежих следов от инъекций. Может, он изредка нюхает его, или как там еще употребляют эту дрянь. Может, он прихватил его с собой просто на черный день. Хотелось бы надеяться, что все черные дни для них обоих уже позади.

Две комнаты подготовлены к приему гостей, но в конечном итоге они оказываются в ее постели в одних футболках и нижнем белье и, лежа рядышком, смотрят в потолок. Наверное, Дэвид, обнаружив ее в постели с другим мужчиной, расценил бы это как предательство с ее стороны, но они с Робом так близки, что в этом нет ничего сексуального. Здесь что-то другое, более чистое.

– Я так рада, что ты приехал, – говорит она. – Я скучала по тебе.

– А я рад, что ты меня пустила. – Он какое-то время молчит. – Здесь так тихо. И так темно. Кажется, что мы последние люди на земле.

– Может, так оно и есть. Может, случился апокалипсис.

– Главное, чтобы не зомби-апокалипсис, – фыркает Роб. – Люди и живые-то страшно скучные создания.

– Думаешь, это неправильно, что я не так уж и сильно скучаю по родителям?

Эта мысль не дает ей покоя. Ее тревожит, как это повлияет на отношение к ней. Может, она плохая?

– Нет, – отзывается Роб. – Не бывает правильных и неправильных чувств. Какие они есть, такие и есть.

Адель некоторое время обдумывает это. Какие чувства есть, такие они и есть. От этой мысли ей становится легче.

– Что ты собираешься делать со своей жизнью? – спрашивает она.

– Ты прямо как врач из Вестландз.

– Нет, правда.

Роб виртуозно умеет отшучиваться, когда ему задают вопросы, но на этот раз ей хочется пробраться сквозь отговорки.

– Должны же у тебя быть какие-то планы.

– Не знаю. – Он устремляет взгляд в потолок. – Никогда всерьез об этом не задумывался. У нас в семье вопросы карьеры никого особо не волновали. Скорее уж волновало, как доить государство и ничего не делать. А ты чем хотела бы заниматься в жизни? Кроме как выйти замуж за Дэвида и нарожать ему маленьких Дэвидов?