Кроме того, возникла проблема поддельных копий наручных часов, изготовленных в Токио и Гонконге. Подделки почти невозможно было отличить от оригиналов, даже знаменитая золотая буква «К» на циферблате была безупречна. Китай и Япония в огромных количествах экспортировали часы в различные страны мира, продавая их всего за двести долларов. Кому нужны подлинные часы за шестьсот долларов?

Внезапно Франческа пожалела о том, что дядя Генри ушел в отставку. Он всегда находил выход из сложных ситуаций, и ей захотелось поговорить с ним прямо сейчас. И не только о делах компании, но и о Серже. Она импульсивно схватилась за телефонную трубку в надежде, что он еще не лег спать. Жил он сейчас в новом доме в Стокбридже.

– Здравствуй, золотко! – ответил Генри, когда она дозвонилась. – Очень приятно слышать твой голос.

– Дядя Генри, прошу прощения за поздний звонок, но мне очень нужно повидаться с вами. Можно я прилечу завтра в Стокбридж? Мне потребуется ваш совет.

– Ну конечно, буду рад повидаться с тобой. Как идут дела?

– Не очень хорошо. Проблемы на работе… и к тому же Серж ушел от меня.

– Ушел от тебя? – удивленно переспросил Генри. – Ты хочешь сказать – насовсем ушел?

Франческа заколебалась:

– Я не уверена… Он улетел в Европу. Похоже, никто не знает, когда он собирается вернуться.

– Милые поссорились?

– Вроде того.

– Не беспокойся, золотко. Он вернется. Небольшое путешествие может пойти ему на пользу. Помнишь пословицу: «Разлука только раздувает любовь»?

– Дядя Генри, я люблю вас, – сказала, улыбаясь, Франческа. – Мне уже стало легче.

В эту ночь Франческа долго не могла заснуть и думала о Серже и «Калински джуэлри». После ухода Генри она стала единственным вице-президентом. Мать крепко держалась за президентство, не позволяя никому принимать важные решения без ее ведома, и зачастую отменяла решения Франчески. Такое положение становилось все более нетерпимым. Возрастала конкуренция с другими ювелирными компаниями, появлялись дешевые подделки изделий из их ассортимента, а вот сейчас канул в неизвестность Серж…

Необходима сильная рука для управления компанией. По-настоящему сильная. Сила Сары сосредоточивалась преимущественно на мелочах – скорее на качестве витрин магазина на Пятой авеню, чем на случае ограбления в Мадриде. Подобно маленькой птичке в элегантных платьях и блеске бриллиантов, она клевала по зернышку, продолжая до сих пор винить Франческу в том, что Гай так и не вернулся домой, и все еще испытывая горечь оттого, что дочь решила занять его место.

Франческа села в постели и включила лампу. Мозг ее лихорадочно работал. В настоящее время она владела пятьюдесятью пятью процентами акций – Генри продал ей свои пять процентов, когда шесть месяцев назад уходил в отставку. Она может взять управление на себя в любое время, когда захочет, хотя Сара этого не осознает. Вопрос лишь в том, решится ли она вытеснить мать с ее поста?

Сара всегда клятвенно заверяла, что только смерть оторвет ее руки от руля. Тем более сейчас, когда Гай определенно не вернется в компанию. Временами Франческа готова была поверить в то, что мать согласна скорее увидеть компанию тонущей, нежели передать управление дочери.

И еще был вопрос с Сержем. Она должна убедить его вернуться. Он был такой же неотъемлемой частью компании, как и она сама. Вместе они создали и выпестовали отдел дизайна. Неужели он не хочет, чтобы все это жило и развивалось, и только потому, что она не желает выходить замуж?

Обе эти проблемы необходимо решить, подумала она, выключая свет. Взять управление на себя и добиться возвращения Сержа.

Сейчас она верила, что способна этого добиться.

Спустя три дня Франческа вернулась в свой офис, чувствуя, что обрела душевное равновесие и уверенность после здравых высказываний Генри, его прибауток, пословиц и наставлений. В нем было нечто такое, что успокаивало. На Франческу особенно подействовала его уверенность в том, что Серж скоро вернется.

– Золотко, да ведь он любит тебя больше пятнадцати лет, а раз так, то хочет на тебе жениться. Нельзя осуждать парня за это, черт возьми! – сказал Генри, все так же молодо, как и раньше, сверкнув глазами. – Я подозреваю, он уже понял, что сделал ошибку, что нельзя на тебя давить. Он скоро вернется с таким видом, будто ничего не случилось.

– Надеюсь, что вы правы. Я по-настоящему люблю его и не могу представить свою жизнь без него. А вот мысль о браке меня пугает, я боюсь оказаться в западне. Боюсь, что потеряю свою индивидуальность.

– Ты никогда не потеряешь индивидуальность, Франческа, какие бы события в твоей жизни ни происходили. Я думаю, что твои страхи объясняются теми страданиями, которые тебе причинил этот писатель, Марк Рейвен. Он был твоей первой любовью, а это всегда переживается очень болезненно. Где-то на подсознательном уровне ты боишься, что тебя снова обидят, хотя, видит Бог, Серж не такой мужик. Ты никогда не найдешь никого лучше.

Франческа тихонько засмеялась:

– Кажется, я приехала к вам, чтобы получить сеанс психотерапии, дядя Генри. Ну а теперь, что мне делать с матерью?

И снова, как и в предыдущие годы, они разработали стратегический план. Пришло время, когда Франческа должна была взять власть в свои руки.

Сейчас, сидя за письменным столом, она позвонила секретарше и попросила принести почту. На одном из конвертов было помечено: «Лично и конфиденциально». Этот почерк Франческе был знаком не хуже ее собственного.

– Пока что все, Рита, – резко сказала Франческа, чувствуя, что у нее задрожали руки. Секретарша бесшумно удалилась, не понимая, что она сделала не так.

Письмо Сержа было кратким. Он решил совершить турне по Европе, так что с ним невозможно будет связаться. Свои проекты он станет регулярно присылать в мастерскую, так что производство ни в коей мере не пострадает. Он даже не пожелал ей благополучия и не передал привета. Глаза Франчески наполнились слезами, и она затолкала письмо в свою сумочку.

Заседание совета директоров было самым коротким из всех, какие Франческа могла припомнить. Сработал элемент неожиданности и застал Сару врасплох. Сара ошибочно полагала, что Франческа располагает пятьюдесятью процентами акций с учетом купленных у Гая. Ее собственные тридцать пять процентов, оставленные отцом, не столь впечатляли, однако оберегали ее от того, что при голосовании у кого-то окажется более пятидесяти процентов. Оставшиеся пятнадцать процентов принадлежали Генри Лэнгхэму, Максу Дицлеру и Клинту Фридману. Так что она сохранит полный контроль столько времени, сколько пожелает.

– Боюсь, что твои цифры не точны, – сказала Франческа как можно более ровным тоном. – В течение последних шести месяцев я владею пятьюдесятью пятью процентами акций. Когда Генри Лэнгхэм уходил в отставку, он продал мне свои пять процентов, сказав, что я могу их использовать как хочу и когда хочу, – добавила она тихо.