И всюду, по всему дому, во всех его помещениях — картины. Большие, маленькие, некоторые — совсем крохотные, но вставленные в широкие и глубокие рамы: будто маленькие окошки в совсем непохожий, несуетный мир. Попутно назывались имена — русские и иностранные. Турецкий ахал со сдержанным восторгом, что ясно указывало на то, что на самом деле эти имена тупому следователю ничего не говорили, а ахает он исключительно из приличия и желания продемонстрировать свой более высокий интеллектуальный уровень — тип поведения людей амбициозных и, в сущности, ограниченных. Это Бая успокаивало, точнее, давало возможность упиваться собой и далее. Он уже верил, что поражал простака, и это было очень даже на руку Турецкому.

Наконец экскурсия закончилась, уселись в креслах на веранде. Помощник, как Бай представил Андрея — Саша без труда его вычислил: у Карины оказался меткий глаз, — принес ледяного боржоми, высокие хрустальные бокалы, открыл и наполнил хрусталь благодатной, ударившей в нос шипучкой. Чудо, восторг! Турецкий не сдерживал эмоций, что приводило Бая в восторг: черт его в конце концов, может, еще пронесет?..

Но настал момент, когда хочешь или не хочешь, однако надо переходить к сути: какая же тебя все-таки принесла-то нелегкая? Вопрос, конечно, прозвучал много мягче и тактичнее, но, даже поставленный в самой благожелательной форме, он как бы вернул Турецкого на землю и превратил снова из восторженного почитателя в туповатого чинушу.

— Да вот-с… — тянул он начало, не зная, как половчее задать нехорошие и такие неуместные после всего показанного вопросы.

Видит Бог, Бай охотно пришел бы на помощь, чтобы упростить обстановку, если бы знал, о чем пойдет речь…

Несколько раз специально подчеркнув, что он попросту, без протокола, едва ли не в приватном, как говорится, порядке, Турецкий наконец вроде бы нашел подходящую интонацию. И перво-наперво поинтересовался, в каких отношениях Бай с неким Богдановым. Турецкий даже для верности заглянул в свою записную книжку — не ошибся ли с фамилией.

Бай немедленно сказал, что ответит с удовольствием, но хотелось бы знать, в какой связи вопрос., э-э?..

Приняв достаточно важный вид, Турецкий сообщил, что вопрос стоит в связи с предполагаемым преступлением, в котором, по мнению следствия, может быть замешан Богданов. Бай сделал такие большие глаза, что и дурак поверил бы ему. «Поверил» и Турецкий. Признавая, что разговор доверительный, он изложил версию покушения на убийство — при этих словах Бай словно насторожился, — в совершении которого и подозревался Богданов. Параллельно с этим делом расследуется и дело о захвате заложницы, коей является дочь Константиниди, одновременно состоящая в браке с упомянутым Богдановым. Возможно, следствие располагало бы совсем иными фактами, если бы Богданов был налицо. Однако он отсутствует, и следствие не располагает никакими данными о его местонахождении. Вот эдакий пассаж! Кушайте на здоровье…

Закончив речь, Турецкий с интересом уставился на Бая. Но тот не понимал или делал вид, что не понимает, чего от него-то хотят такие «умные» следователи?

И тут Турецкий «раскрылся» полностью. Полагая, что он не откроет большого секрета, следователь сообщил, что еще в четверг, то есть в день покушения — Саша сознательно не говорил «убийства», — Константиниди сообщил о вымогателях в МУР, после чего за Богдановым, которого тесть подозревал в связях с рэкетирами, была установлена слежка. Она, в частности, привела сюда, на дачу Бая, а затем в ряд других, известных следствию мест. А потом — Турецкий досадливо крякнул и почесал за ухом — след был утерян. И снова Саша с любопытством уставился на Бая.

— А-а… — догадался тот наконец. — Так вот, собственно, в чем дело! А я-то уж подумал Бог знает что… Понимаю. Ну что ж, как говорится, баш на баш: вы — мне, а я, прошу заметить, с удовольствием, — вам. И при этом, если пожелаете, повторю под протокол, как вы изволите выражаться. Итак…

И он стал рассказывать, как утром позвонил ему Георгий Георгиевич, рассказал о своей беде и, памятуя об интересе Бая к ряду имевшихся в коллекции полотен, предложил их купить — тут Виталий Александрович открыто улыбнулся — всего лишь… за один миллион долларов. Турецкий лишь икнул. Однако Бай, понимая состояние старика, когда в беде не то что красоту продашь, но собственную душу заложишь во спасение дитя родного, принял предложение и пообещал немедленно собрать необходимые деньги. Что поделаешь!.. — развел он руками. Так вот Вадим, собственно, за тем и приезжал, чтобы привезти полотна. Это Эдуард Мане и парочка Сезаннов. Художники французские, а потому такие дорогие. Впрочем, ведь Александр Борисович видел их и несомненно обратил внимание на качество работы? Как же! — солидно покачал головой Турецкий. Дело в том, что не видел он ни Мане, ни Сезаннов, забыл просто Виталий Александрович. В конце-то концов, может же однажды и ученый человек ошибиться…

— И за эти, извините, картинки цельный — ура! — миллион долларов? — не поверил Турецкий.

— Как видите, — с обреченной улыбкой развел руками Бай. — У нас, ненормальных коллекционеров, еще и похлеще бывает. Расскажу как-нибудь при случае, — пообещал он.

— Да-да, — с радостью принял предложение Турецкий.

— Да вот, пожалуй, и все. Отдал мне картинки, получил взамен коричневый такой кейс с долларами, сел в машину и уехал. А мне, грешным делом, и в голову-то не стукнуло, что он мог так тестя дорогого обмануть!.. Ай-я-яй, беда-то какая! А с Ларисочкой как же?

— Ею другая оперативно-следственная группа занимается. Нашли, разумеется, — солидно откашлялся Турецкий. — Не совсем гладко прошло, но… можно сказать, скоро следствие завершится. То есть дело передадут в суд.

— А как здоровье дражайшего?.. — спросил наконец Бай.

«Сказать — нет? — быстро прикидывал Турецкий, с удивлением, которое можно было бы при желании истолковать двояко, глядя на Бая. — Совру — узнает, потеряет доверие. Правда — лучше. Вернее, его реакция на правду…»

— Да разве ж я вам не сказал?

— Вы сказали «покушение»…

— Ну да, покушение на убийство. Которое состоялось. И завершилось. То есть человек в настоящее время мертв.

«Господи, какую дурь я несу!»

Бай, кажется, не знал, то ли ему состроить с ходу горестную мину, то ли расхохотаться над словами этого милого идиота. Решил, видимо, выразить сочувствие. Но процесс-то все же успел запечатлеться на его выразительном лице. Дождался Турецкий: все-то Бай прекрасно знал. Но выбило его из колеи слово «покушение». А ну как не состоялось? Вот отчего и ерзал.

— Погиб, стало быть… — Бай низко наклонил лицо, якобы переживая, но скорее пряча его от гостя. Наконец ему удалось «пережить» свое горе. Даже блеснуло что-то подозрительно в уголках его глаз. Молодец, артист! — Ну так, простите, чем еще могу оказать содействие правосудию?

— А лично вам ничего не известно о дальнейших планах этого Богданова? — разыгрывая мудрого сыщика, в упор спросил Турецкий.

— Да ведь как вам теперь и сказать-то?