Минуты шли. Шлюпки уже были на три четверти заполнены. Мы были готовы покинуть судно, когда неожиданно для всех на свободу вырвалось белое удушающее облако, заставившее офицеров, позабыв о сдержанности, возмущенно завопить:

– Чертов идиот! Проклятый ублюдок!

Это один из матросов повернул клапан дымовой завесы. Его действия можно было расценить как открытое вредительство. Появление дымовой завесы давало повод англичанам снова открыть огонь, а даже представить себе страшно, что мог натворить снаряд, разорвавшись среди беззащитных людей, находящихся на спасательных шлюпках. Поэтому возмущение было вполне оправданным. Я с тревогой ждал. Но ничего не произошло. «Дорсетшир» выполнял бесконечную серию противолодочных зигзагов на скорости не менее 28 узлов. Очевидно, его команда чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы позволить себе проявить доброту и «простить» нам этот проступок. Мы не могли мысленно не поблагодарить англичан, причем наша благодарность была сродни признательности осужденных, получивших неожиданное помилование. Наши противники явно не собирались убивать ради убийства. Они стремились покончить с судном, а его конец был уже недалек.

За тем, как тонул «Питон», я наблюдал с более выгодной позиции, чем за гибелью «Атлантиса». Когда взорвались снаряды, я сделал несколько фотографий, находясь на борту одного из вельботов, которые наша пессимистичная предусмотрительность спасла после прибытия на «Питон». Как правы мы были, утверждая, что никому не дано предугадать, когда они могут понадобиться. А ведь офицеры «Питона» не желали поднимать их на борт, утверждая, что они слишком тяжелы для шлюпбалок. Только Рогге настоял на своем. Теперь, пребывая в относительной безопасности, я лениво размышлял, что бы мы делали, не прояви наш капитан упорства, поскольку «Дорсетшир» покидал место действия. Очевидно, его командир мудро рассудил, что нет никакого смысла становиться мишенью для субмарин, присутствие которых наверняка не осталось незамеченным. Даже при наличии вельботов все спасательные средства были донельзя перегружены, а наши судьбы – неопределенными.

Когда противник скрылся из вида, всплыла одна из подлодок, и шлюпки сбились вокруг нее (история повторяется!). Командир сказал, что атаковал крейсер, но торпеды прошли мимо.

– Он двигался слишком быстро! Очень сложная мишень. Мы никогда не могли предугадать ее следующий маневр.

Потом всплыла и другая субмарина. Ее командиру повезло еще меньше. Торпедные аппараты лодки были неисправны, и он вообще ничего не мог предпринять.

Полоса везения, безусловно, закончилась. Но все-таки мы остались невредимы, и это было главное. Подводники решили нам помочь. К этому времени все мы – кто в большей степени, кто в меньшей – оказались во власти депрессии. Только теперь мы начали понимать размах операции, в которую были вовлечены и быстро потеряны и «Атлантис», и «Питон». В этих отнюдь не часто посещаемых водах за две недели мы встретили четыре немецкие подводные лодки. А сколько всего их находилось здесь, не знал никто. Их активность имела грозные последствия – контрмеры англичан. Чем больше мы думали обо всем происшедшем, тем яснее становился план командования. Наши суда стали вспомогательными инструментами в грандиозной схеме снабжения топливом и припасами подводных лодок, призванных развернуть массированное наступление на кейптаунские конвои. Это ясно. Только удручающе очевидным представлялся факт, что британцы знали о нашей деятельности задолго до нашего появления. Это, в свою очередь, наводило на другие мысли, которые не могли не удручать. Если объектом постоянного поиска являлись именно суда снабжения, уничтожавшиеся решительно и безжалостно, нам, скорее всего, следует оставить надежду благополучно добраться до дома.

– Вражеский самолет! Вражеский самолет!

Донесшийся с мостика подлодки крик вернул нас к реальности. За время, прошедшее после ухода «Дорсетшира», мы позволили себе расслабиться и повели себя беззаботно. Слишком беззаботно. Крейсер-то ушел, но вместо него пожаловал самолет – столь же нежелательный гость, как и корабль. Подводные лодки проворно нырнули, заставив вельбот пуститься в безумный танец на краю закрутившегося на месте погружения водоворота. Буквально через секунду над спасательными шлюпками скользнула тень самолета. Я инстинктивно вздрогнул и пригнулся. Другие вели себя так же. Теперь жди беды. Сейчас вслед за субмариной полетят бомбы, и поверхность воды покроется кусками нашей дрожащей плоти и осколками костей. Сейчас начнется. Самолет выполнил вираж и пошел на второй заход, летя очень низко. Рев его двигателей казался оглушающим. Я ухватился за планширь и закрыл глаза. Ну вот и все. Но смертельный дождь так и не начался. Гидросамолет сделал круг всего лишь в нескольких метрах над водой, но не сбросил ни одной бомбы. Когда он лег на обратный курс, мы дружно помахали ему вслед. Почему мы остались живы? Стало ли это следствием некоего рыцарства, помноженного на убежденность, что лодки уже ушли слишком глубоко, чтобы бомбы могли причинить им вред? Или бомбежка попросту не входила в задачу летчиков, и самолет вылетел только для разведывательного патрулирования, не имея на борту бомб? А может быть, в гуще вельботов, шлюпок и плотов субмарины остались незамеченными? Ответа мы не знали, но, чувствуя невыразимое облегчение, всей душой хотели верить в лучшее.

Прошло довольно много времени, прежде чем подлодки снова показались на поверхности. На сей раз их появлению предшествовал тщательнейший перископный осмотр водной поверхности и неба. Мы тоже смотрели во все глаза и внимательно прислушивались к любым посторонним звукам. Жизнь, похоже, решила не баловать нас упорядоченной монотонностью. Даже в этих сравнительно тихих водах Южной Атлантики море кишело кораблями, как портсмутская гавань во время недели военно-морского флота, а дом казался еще более далеким, чем это утверждала карта. Только позже мы узнали, что разоблачение «Атлантиса» привело к роковой встрече еще двух кораблей. К месту действия шли крейсер «Данедин» и U-124. Их маршруты и судьбы пересеклись. Только на этот раз победителем оказалась немецкая подводная лодка. «Данедин» был торпедирован и затонул, понеся большие потери в команде.

– Вы все здесь подохнете, как крысы в ловушке, – взвизгнул он. – Вы будете умирать медленно… мучительно… Помяните мои слова!

Этот неистовый пронзительный крик вырвал меня из приятного полудремотного состояния и заставил вновь осознать, что я сижу в крайне неудобной позе, скорчившись и привалившись к раскаленному на солнце планширю спасательной шлюпки.

– Заткнись.

– Да пошел ты…

– Успокойте этого кретина, иначе я вколочу все зубы в его грязную глотку.

Но товарищи парня – в шлюпку, рассчитанную на тридцать человек, их набилось шестьдесят пять – сидели молча и безучастно. Они были настолько измотаны жарой и постоянным нервным напряжением, что никак не отреагировали на истерику.

– Я этого не вынесу! Не смогу! Будьте вы все прокляты! Я не такой железобетонный, как вы, и не хочу это терпеть!

Он громко всхлипнул и вскочил на ноги. Ужас, копившийся в нем с тех самых пор, как снаряд с «Девоншира» разорвал на окровавленные куски его товарища, прорвался наружу приступом насилия. Его опухшее покрасневшее лицо исказила злобная гримаса, веки вздулись и приобрели странный багровый оттенок – от жары и соли, наверное, глаза горели яростью. Покачнувшись, он завопил: