Гиммлер, как мы уже не раз отмечали, всегда скрывал слабость и нерешительность характера под маской силы. И не последнюю роль играли для него должность и мундир командующего армией, с помощью которых Гиммлер пытался внушить себе, что он – решительный человек действия. Когда-то рейхсфюрер заставлял свое хилое тело выполнять сложные спортивные нормативы; теперь он пытался стать боевым генералом нечеловеческим усилием воли.

Увы, ни умом, ни телом Гиммлер не подходил для этой задачи. Но он слепо верил в себя, а все сомнения, время от времени зарождавшиеся в тайных уголках сознания, неизменно подавлялись его советниками. Если Керстен поддерживал в нем человечность, то Шелленберг убеждал, что он – прекрасный дипломат, а Скорцени, гений диверсионной тактики, помогал почувствовать себя великим военачальником. Вряд ли Гиммлер был до такой степени падок на лесть; скорее он инстинктивно стремился компенсировать таким образом любые неудачи или неприятности – такие, например, как смерть или психическое расстройство Гитлера, интриги генералов, развал германской армии, сутяжничество Геббельса и Геринга и многое другое. Находясь в центре паутины нацистских интриг, он старался учесть все мелочи, поэтому не было ничего удивительного в том, что у него постоянно болела голова и сводило судорогой желудок. Вот уж поистине есть что-то противоестественное в том, что человек, наводивший ужас на всю Германию, оказался жертвой собственных страхов и сомнений!

В те дни Гиммлеру было просто необходимо заняться каким-то новым делом, чтобы снять напряжение и вернуть уверенность в себе. Как известно, в июле, во время попытки государственного переворота, Гитлер доверил ему командование Резервной армией, состоявшей главным образом из пожилых, но продолжающих носить форму офицеров, раненых, но не комиссованных солдат, и стажеров-новобранцев, еще не принимавших участия в реальных сражениях. Но для Гиммлера командование войсками, расквартированными по всей территории Германии, было хорошим началом, а отнюдь не концом. Конечно, чтобы укрепить свою власть и потешить самолюбие, ему требовалось нечто большее, и Гиммлер решил направлять подчиненных ему людей в войска для усиления национал-социалистской пропаганды, для чего ему пришлось провести приказ об увеличении числа специальных офицеров-политработников. Кроме этого, он выступил инициатором создания двух новых военизированных соединений, которые были названы «Фольксгренадир» и «Фолькс– артиллери».

Представители нацистской партии в войсках, среди которых особенно выделился лейтенант Хаген, известивший Геббельса о заговоре на Бендлерштрассе, фактически являлись политработниками или комиссарами, занимавшимися политической подготовкой солдат. Через несколько дней после покушения на фюрера Гиммлер обратился к группе политкомиссаров, призвав их принять самые суровые меры против предателей и дезертиров: «Я наделяю вас властью арестовывать любого, кто повернется к нам спиной… Поручите это задание самому лучшему, самому энергичному и самому жестокому офицеру дивизии. Они быстро разделаются с этой мразью. Они поставят к стенке всех недовольных»12. А 10 сентября Гиммлер издал приказ о том, что семьи предателей также должны быть расстреляны:

«Некоторые неблагонадежные элементы, похоже, думают, что война для них кончится, как только они перейдут на сторону врага. Так вот, пусть не надеются. Каждого дезертира ждет справедливое наказание. Более того, его позорное поведение повлечет за собой самые суровые последствия для его семьи. После расследования всех обстоятельств его семья будет расстреляна»13.

В августе 1944 года Гиммлер наконец-то получил контроль над проектом «Оружие возмездия»14, как называлась работа по созданию ракет «Фау-1» и «Фау-2». По свидетельству генерала Дорнбергера, руководителя исследовательского центра в Пенемюнде, еще в сентябре 1943 года Гиммлер назначил бригадефюрера СС доктора Каммлера, руководившего строительством различных объектов для СС, ответственным за возведение зданий, необходимых для разработки «оружия возмездия». В действительности же Каммлер исполнял обязанности осведомителя, регулярно докладывавшего Гиммлеру о положении дел. Конечной целью этого внешне обаятельного и энергичного, но лишенного каких-либо принципов человека было сменить Дорнбергера на посту руководителя проекта, и свои надежды он связывал именно с Гиммлером. Так в конце концов и произошло. Формально Дорнбергер находился в подчинении Фромма, поэтому, когда после покушения на Гитлера место командующего Резервной армией занял Гиммлер, проект официально оказался в его ведении. Четвертого августа Гиммлер назначил Каммлера своим специальным уполномоченным, отвечающим за всю программу, однако, несмотря на это, разработке секретного оружия продолжали серьезно мешать непрекращающиеся интриги, которых и раньше плелось вокруг проекта великое множество.

Еще одну порцию власти над боевыми частями Гиммлер отвоевал у нового начальника штаба Гитлера Гудериана, а произошло это через две недели после взрыва в Растенбурге, когда накануне прихода советских войск началось восстание в Варшаве. Гудериан так описывает события: «Я просил включить Варшаву в зону боевых действий, но амбиции генерал-губернатора Франка и лидера СС Гиммлера получили поддержку Гитлера… Подавить восстание было поручено рейхсфюреру СС… Сражение продолжалось несколько недель и отличалось необычайной жестокостью»15.

Сражаться на улицах Варшавы Гиммлер отправил обергруппенфюрера СС и генерала войск СС фон дер Бах-Зелевски, возглавившего объединенные силы Ваффен-СС и полиции. В подавлении восстания участвовал и русский эмигрант, бывший офицер Белой армии Каминский со своим отрядом СС, состоявшим из 6500 русских военнопленных. Этих людей направили в Варшаву, так как об их ненависти к полякам было хорошо известно в нацистском руководстве. Русские творили там такие зверства, что, как утверждал после войны Гудериан, он посчитал необходимым убедить Гитлера вывести отряд Каминского из Варшавы. Что касалось Бах-Зелевски, то он и вовсе утверждал, что казнил Каминского16.

Гитлер, памятуя о восстании в гетто в 1942 году, приказал Гиммлеру стереть Варшаву с лица земли, и это было исполнено. Повстанцы, так и не получившие поддержки от вышедшей к Висле Советской Армии, продолжали сопротивление, но все их усилия были тщетны – устоять они не могли. Варшава была заминирована и разрушена практически полностью. Некоторое время спустя, когда советские войска подступали к Будапешту, Гиммлер предложил поступить с этим городом так же, как и с Варшавой. Для этого он специально объявил Будапешт центром партизанского движения, чтобы сохранить руководство операцией в своих руках и в руках своего любимого командира Бах-Зелевски.

Несмотря на то что 3 августа в своей речи в Познани Гиммлер дошел до того, что поблагодарил головорезов Каминского за находчивость, которую они проявили в Варшаве при разграблении брошенного армией провианта, на самом деле он относился к русским весьма осторожно и старался использовать их как можно меньше. Так, известно о его недоверчивом отношении к перешедшему на сторону немцев генералу Власову, который выразил готовность сражаться против Сталина. Вермахт очень хотел использовать этого красного генерала, попавшего в плен весной 1942 года, чтобы с его помощью набрать казаков для борьбы против Красной Армии. В апреле 1943 года Власов действительно создал в Смоленске так называемую Русскую освободительную армию, но Гиммлер, узнав об этом, пришел в неистовство. В своей речи в Познани 4 октября 1943 года он подверг уничтожающей критике самонадеянные заявления Власова, утверждавшего, что русских могут победить только русские и что он сможет набрать 650-тысячную армию дезертиров, чтобы воевать наравне с немцами17. Позднее в неофициальной и более откровенной беседе с группой гауляйтеров и старших офицеров Гиммлер рассказал, как Фегелейн посмеялся над русским генералом, обращаясь с ним как с равным и называя его «герр генерал», говоря ему комплименты до тех пор, пока не выудил у него всю необходимую информацию.