Она с удовольствием вспоминала о том, какой Федор — так звали газовика — был молодец. Старик морщился. Видно, он тоже его знал, но восторга особого по каким-то причинам не испытывал.

И чтобы перебить жену, спросил Диму, что стало с Линьковичем.

Хубариев удивился. Он не думал, что старики знали Стаса.

Старик тоже удивился, он говорил о его отце, который учился в военном училище с отцом Димы.

Тут снова пришлось удивляться Хубариеву.

Старики, посокрушавшись для вида о том, как не знает ничего молодежь, перебивая друг друга, стали рассказывать удивительную историю. Оказывается, их со Стасом отцы дружили со времен военного училища. Линькович свидетелем был на свадьбе у Яна Хубариева. Когда случилось несчастье с родителями, Линькович стал им помогать, хотя бабушка пыталась отказываться.

— А на какой войне отец погиб? — Дима вспомнил, что они с Максом решили, что это Вьетнам, по годам подходило, да и секретность казалась вполне понятной.

Старик хмыкнул:

— Пил твой отец сильно, как жену похоронил. По пьяни под машину попал, но не говорить же вам об этом.

— То есть как: пьяный — под машину?! — вот тут Диму всерьез и ошеломило.

— Ну как, мать твоя померла, тебя родив, он месяц тосковал, второй, потом вроде оклемался, а тут ее день рождения. Он с утра выпил, а потом пошел на улицу за догонкой, ну и под машину…

Дима выдохнул. Невольно, когда это не имело совсем никакого значения, разъяснилась важнейшая для них в свое время с Максом загадка: почему пенсии за утрату родителей не хватало совсем ни на что и почему они жили так бедно. Не было никакой военной пенсии. Была невеликая бабушкина зарплата, на которую непонятно как вообще выживать получалось.

Он с детства помнил, как чем дальше, тем больше баба Вера и Макс ругались. Макс кричал про какие-то деньги, которые бабушка зажимает, и что он скоро вырастет и спросит за все. А потом рассказывал Диме о том, как хорошо жилось при родителях и какая добрая была мама. Младший только слушал и кивал — он-то помнить ничего не мог. Он только знал, что мама умерла из-за него. А потом бабушка угощала его чем-то вкусным и расстроенно жаловалась на то, какой Максим стал дурной, а раньше он был совсем замечательный.

Из дневника Дмитрия Хубариева

(Написано в середине нулевых годов)

Баба Вера берегла нас, не хотела говорить, что отец наш просто попавшая под колеса слабосильная пьянь. Она лепила из отца героя и, по сути, привела Макса к его нелепой просвистанной жизни. Он-то всегда считал, что деньги есть, просто их от него прячут. И потому кинулся их сам искать, думая, что в них счастье. Именно от того с ума и сошел в поисках. А нашел только фляжку паленого пойла. И никакого счастья.

Дима вспомнил, как в его далеком детстве бабушка, одолжив у соседей «Литературку», вечерами читала театральные рецензии, иногда откладывала газету и смотрела в окно. Баба Вера очень любила театр, а он, дурак, так и не сообразил, когда уже деньги появились, хоть какие-то добыть билеты, да можно было б и в Большой.

Пока бабушка была жива, Дима не подозревал, что она так любила его и на самом деле Макса. Эта пустота стала очевидна только после похорон, когда Хубариев понял, что в мире больше нет никого, кому он был бы нужен.

А еще Дима понял, что вспомнить, кроме детства и краткого времени счастья с Лизой, ему нечего. Пропавшую девушку найти так и не получилось, да и не искал он ее в последние два года всерьез. Это когда-то давно он обшаривал пафосные ночные клубы и получал по морде от охраны.

Дима считал, что продолжает искать Лизу, но все меньше понимал, о чем с ней говорить и что вообще он может ей предложить. Какая-то работа с доходом имелась, но вряд ли Лизу это могло заинтересовать. Возможно, что у нее уже семья, дети, пусть от богатенького Буратино, ну и что, пусть самые настоящие живые буратинята.

Ему в этой ее жизни места никакого не было. Наверное, просто хотелось на нее посмотреть. Могли выручить «Одноклассники», Хубариев там спецом аккуратно зарегистрировался, но аккаунт Лизы так и не нашел. Не было там и дачных друзей.

Желание разыскать Линьковича-старшего и, чем черт не шутит, Стаса и отправило Диму в Северянку.

Электричка, как и раньше, шла от вокзала полчаса. Как и раньше, чтобы попасть на нужную сторону, надо было перейти пути. Но Дима свернул сначала в сторону рыночка, который, казалось, почти никак не изменился с 1986 года.

Палатки, правда, были другие, и торговали всякой разнообразной всячиной.

Вернувшись на правильную сторону, он пошел по привычной дороге, как они все вместе ходили от станции. Была и другая, но они ее не любили. Почему так, а не этак, Дима не помнил. Наверняка имелась какая-то причина.

Он прошел мимо выглядевшего заброшенным сарайчика, в котором когда-то продавали керосин и заправляли газовые баллоны. В соседнем переулке был дом Сергея — они вместе играли футбол и, возможно, дружили бы впятером, но в конце лета 1981 года он, купаясь в реке, пропорол ногу консервной банкой, никому из взрослых сразу не сказал и по-дурацки помер от заражения крови.

Ребята узнали об этом только следующим летом.

Люди по дороге почти не встречались. Поселок, как и в былые времена, осенью засыпал.

В доме через переулок от Сергея снимали две комнаты Яна, ее немолодые родители и бабушка. Почему-то Дима помнил, что в начале девяностых они уехали в Израиль. Но за десять лет до того они о таком даже и не думали, а Яна была отличная девчонка, не то что ее подруги, жившие тоже неподалеку. В одно лето Дима и Яна так сдружились, что все время ходили вместе, и какой-то дурак начал их дразнить двумя Янами. Дураку по первое число всыпал Петя, он никогда не упускал возможность всыпать, но прозвище Ян к Диме прицепилось. Ну а потом они как-то все и разъехались. Жалко, думал Хубариев, что не перезвонил тогда Петя. Он был совсем потерянный и пьяный около клуба. И чего было самому телефон не записать. Так и пропал друг, не дай бог сгинул.

Вид бывшего дачного участка укрепил опасения Димы. Дача Кислицыных исчезла. На ее месте красовался огромный, по меркам соседних дач, недостроенный дом, обнесенный каким-то титаническим забором. Совершенно явно прежних обитателей выжили какие-то новорусские говнюки, отгрохавшие эту омерзительную махину.

Признаки жизни отсутствовали.

Дима пошел дальше.

Дома Антона Маякова в прежнем его виде тоже не было, зато около ворот стояла пара машин. За забором жарили шашлыки и кто-то звал какого-то Костю. Дима постоял немного, ожидая появления людей, выкурил сигарету, но люди так и остались за забором.

Футбольное поле, к великому удивлению Димы, сохранилось почти в прежнем виде, только часть его была переделана в детскую площадку.

Жив был и прилепившийся к полю маленький магазинчик. Раньше около него утром собирались старухи и дети за молоком и хлебом, потом их сменяли любители утреннего портвейна. Палатка работала до пяти часов вечера.