С подобного рода феноменом, тоже плохо объяснимым, только порожденным не природой, а человеком, мне предстояло столкнуться в тот день ближе к вечеру. В Масвинго я ехал взглянуть на руины Великого Зимбабве – государства, исчезнувшего столетия назад, а в XX веке породившего споры, легенды, гипотезы и давшего название современной африканской стране.

Бросив сумку в «Шевроне» и справившись о дальнейшем маршруте, я вновь сел за руль. Улыбчивый привратник заверил, что до руин рукой подать – километров 30. Масвинго пролетел за окном за пару минут. Как и многие города бывшей британской Африки, основанные еще в конце XIX века, он был собранием одно-двухэтажных кирпичных домиков, построенных в типичном английском стиле. Улицы расчерчивали его на ровные одинаковые прямоугольники. В центре в обрамлении старинных пушек высилась квадратная башня, напоминавшая о том, что населенный пункт возник как передовой пост Британской империи Форт-Виктория, и, как многое на Черном континенте, был назван в честь королевы, властвовавшей всю вторую половину столетия. Современное название, в память о короле Русвинго, первом правителе Великого Зимбабве, город получил после обретения независимости.

Полчаса спустя я был на месте. Солнце едва клонилось к закату. Явственно веял свежий ветерок, долгожданный после полуденной жары. Выйдя из машины, я очутился посреди обширной долины. Вправо уходила нерукотворная дорога, похожая на вылизанное водой гладкое, каменное русло высохшей реки. Она вела к высокой каменной стене, за которой виднелись кроны деревьев. До стены было не больше сотни метров, но я едва взглянул на нее.

Прямо передо мной вздымался величественный холм, или даже гора, чье подножие поросло лесом и кустарником. Зелень поднималась и выше, перемежаясь с выступавшими из земли неохватными гранитными валунами. Такие же мощные камни хаотично громоздились на вершине – гранитной платформе толщиной в десятки метров.

Исполненная первобытной мощи суровая красота пейзажа настолько завораживала, что я не сразу заметил: между грудой скал вьется стена, наподобие той, что стояла неподалеку, в долине. «Африканский акрополь» – вспомнил я определение из взятого в дорогу путеводителя. Ну, уж нет, на знаменитый греческий храм не похоже ничуть. Скорее – неприступный замок.

На вершину вела утоптанная тропа, которая временами переходила в ступеньки, выдолбленные в обнажившейся породе. Чем дальше я поднимался, тем больше крепло убеждение, что передо мной высилась одна из самых необычных и удачно расположенных крепостей, когда-либо возводившихся на нашей планете.

Я добрался до входа, или, точнее, лаза, и вошел внутрь. Фортификации по-прежнему внушали почтение. Высота самой мощной стены превышала семь метров, толщина – четыре. Кладка прерывалась там, где на ее пути вставал очередной валун-исполин. Сочетание естественных и искусственно возведенных преград было настолько гармоничным, что казалось, будто стены стали продолжением скал. Правда, чем больше я ходил по тропкам, проложенным между кладкой и камнями, тем меньше понимал, как древние защитники крепости оборонялись от врагов.

Побродив еще немного, я, наконец, понял, что меня смущало. Стены не только опоясывали вершину холма, но и без видимой системы перегораживали многие из внутренних площадок – и без того крошечных, со всех сторон зажатых валунами. Более того, почти во всех фрагментах кладки зияли проходы, которые, очевидно, проделали сами строители, но при этом не существовало и намека на ворота или двери. Ссылка на разрушительное время не работала, так как странные стены были законченными и прекрасно сохранились. Получалось, что они либо служили каким-то неведомым ритуальным целям, либо возводились из чисто эстетических соображений. Последняя мысль, конечно, звучала неправдоподобно, но спросить все равно было не у кого. Туристы, с которыми я поднимался, уже покинули вершину, а другие так и не появились. Часы подсказывали, что пора было спускаться. До заката оставалось минут 20–30.

Когда я вновь оказался в долине, солнце почти зашло. Автостоянка пустовала, деревья отбрасывали длинные тени, ветер стих, и вокруг стояла оглушительная первозданная тишина. Я двинулся к одинокой машине, но взгляд упал на каменное русло, ведущее к нижней крепости. Во всяком случае так это сооружение выглядело сверху. С вершины холма, как на ладони, были видны высокая внешняя стена в форме эллипса, а за ней – стены пониже.

Как и в случае с верхним замком, логики в оборонительной геометрии не просматривалось. Общий вид несколько затемняли растущие внутри раскидистые деревья, но казалось, что обитатели крепости, возведя внутренний каменный лабиринт, либо намеревались защищаться друг от друга, либо хотели основательно запутать врага, если тому доведется проникнуть внутрь.

Поражала и неодинаковая толщина различных участков внешней стены. Как будто в начале строительства древние архитекторы не жалели ни сил, ни материала, а под конец, порядком подустав и поиздержавшись, стали работать как придется. В результате конец эллипса, отделенный от начала довольно широким проходом, оказался значительно ниже и в несколько раз тоньше.

Но самое большое изумление вызывала вторая стена, которая дублировала внешнюю только наполовину. Вдобавок она была настолько ниже и примыкала к внешней так близко, что любые попытки хоть как-то рационально объяснить столь странную конструкцию рассыпались в прах.

Вокруг нижней крепости росла высокая трава, но внутри все было вытоптано и утрамбовано. По моим наблюдениям сверху, вход, через который я проник внутрь, был в противоположном конце от непонятной двойной стены. Крепость, однако, не превышала в диаметре сотни метров, и вскоре я достиг прохода между двумя стенами.

Вблизи обе стены показались весьма высокими – в несколько человеческих ростов. Подступали сумерки. Еще десятка три шагов, и проход сузился настолько, что дальше продвигаться можно было только боком. Гладко отесанные кирпичи ровными рядами возносились к небу, оставляя вверху лишь узкую, на глазах темнеющую полосу. От камней веяло могильным холодом.

– На сегодня хватит, – сказал я вслух, чтобы хоть как-то нарушить становившуюся невыносимой тишину, и, старательно замедляя шаг, чтобы сохранить хоть какое-то подобие достоинства, двинулся назад.

Выйдя из прохода, я облегченно вздохнул, поднял глаза и от неожиданности вскрикнул. На меня молча в упор таращился свирепого вида полуголый африканец с перьями на голове. Он был обвешан браслетами, амулетами, еще какими-то странными побрякушками и обернут в кусок шкуры, а в руке держал копье с тяжелым кованым наконечником. Я застыл, не зная, что и думать. В самом деле, не дух же это жителя Великого Зимбабве, явившийся из глубины веков. С другой стороны, и на грабителя не похож…

После драматической паузы, вдоволь насладившись моим смятением, некстати материализовавшийся великозимбабвиец вежливо пожелал доброго вечера и осведомился, завершил ли я осмотр. Получив искомый утвердительный ответ, он сообщил, что в тот день я был последним туристом, и попросил, если, конечно, не затруднит, подбросить его до Масвинго. Перехватив мой взгляд, продолжавший шарить по его живописному наряду, африканец пояснил, что, пока я дойду до машины, он успеет оставить копье, снять перья и переодеться.