— Да, конечно.

— Трудный день. — Цзи Киу поправил съехавший в сторону галстук. — Вы знали, что галстуки придумали наши с вами предки?

— Правда?

— Об этом свидетельствуют статуи в гробнице императора Шихуанди, — продолжил Цзи Киу. — Или это могли быть японцы. Но точно не европейцы.

— Вы так думаете?

— Посудите сами, — Цзи Киу поднял кончик своего галстука и повертел перед глазами, как бы изучая. — Галстук — это та же верёвка от виселицы, понимаете?

— Интересная мысль.

— Европейцы не признаю́т самоубийство, — ответил Цзи Киу, — они считают самоубийство смертным грехом.

— Я бы не сказал, что мы его одобряем, — ответил Нам Туен.

— Одобряем, — заверил его Цзи Киу. — На нас лежит ответственность за наши дела, и галстук на шее символизирует готовность умереть, если работа не будет выполнена.

— Интересная мысль, — повторил Нам Туен. Какой бы сложный день у министра ни выдался, подумал он, во рту у него отнюдь не пересохло, а было влажно, как в тропиках после ливня.

— Никогда не задумывались, почему председатель Фань Куань не любит галстуки и почти никогда их не носит? — спросил Цзи Киу, отпуская свой галстук. — В отличие от нас с вами.

— Честно говоря, — ответил Нам Туен, — нет.

Министр улыбнулся.

— Как обстоят дела в Пхеньяне?

— Довольно плохо. Думаю, вы и сами это знаете.

— Господин Нам, вы меня переоцениваете, — цокнул языком министр. — Вы опытный человек и должны понимать, в отличие от всех этих наивных людей, многие из которых странным образом добились высоких постов, что я не всеведущ.

— Я это понимаю.

— Мне и не нужно это, — сказал министр, — потому что у меня есть моё министерство. Мне каждый день готовят сотни отчётов по самым разным проблемам, но у меня нет времени их читать. Например, за сегодня я не услышал ни от кого ни слова о ситуации в Пхеньяне, хотя, я уверен, про это есть отчёт, и я могу его изучить… Но не хочу, потому что напротив меня сидит главный в Китае эксперт по Пхеньяну. Вам есть что мне сообщить?

— То есть вы хотите сказать, — уточнил Нам Туен, — что вам ещё не доложили про ответ генерала Кима на ультиматум?

— Нет, — пожал плечами министр.

— Про это передавали в новостях.

— Я не главный редактор «Центрального телевидения». Вы мне расскажете?

— Генерал Ким заявил, что его не интересует мнение международных организаций.

— И что же это означает?

Нам Туен выдержал паузу и около двадцати секунд вглядывался в лицо министра. Когда тот изобразил нетерпение, чуть дёрнув щекой, Нам Туен сказал:

— Что он не собирается выводить войска из демилитаризованной зоны и отменять своё решение о национализации предприятий.

— Выводить войска из демилитаризованной зоны, — повторил за ним министр. — Любопытная игра слов, не находите?

— Не думал об этом, — ответил Нам Туен.

— И в конечном итоге, — вновь задал вопрос министр, — что же это означает?

— Полный крах, — ответил Нам Туен.

— Всё рушится, — согласился министр. — Банки разоряются, бюджеты секвестрируют, людей увольняют, армии сокращают…

— Это полный крах нашей программы реформ в КНДР.

— Да, думаю, тут вы правы, — сказал министр. — Хотя, будем честны, вы уже многое успели там построить. Вопрос в том, кто заполнит опустевшие корпуса больниц, кто будет жить в новых городских кварталах и кто будет работать на заводах, где робототехника зачахнет от первой мантры про скорое и неизбежное торжество коммунизма.

— Можно выразиться и так, — согласился Нам Туен.

Похоже, министр общественной безопасности Китая в душе был поэтом.

— Подобный исход меня не устраивает, — продолжил Нам Туен, — и я не позволю генералу Киму разрушить всё, что мы сделали.

— Я уверен, у вас есть план, — вкрадчиво заметил министр.

— Отчасти.

— Судя по тому, что вы сейчас сидите в моём кабинете, — заметил министр, — вы собираетесь просить меня принять в нём участие.

— Вы правы.

— Чего же вы хотите?

— Убить генерала Кима, — сказал Нам Туен.

Цзи Киу несколько раз кивнул, поджав губы.

— Председатель думает, что держит ситуацию под контролем, — добавил Нам Туен, — он хочет добиться компромисса с генералом, но не понимает, что компромисс с ним невозможен.

— Хотите сказать, ваши точки зрения вошли в клинч? — заулыбался министр.

— Можно так сказать.

— Я не являюсь специалистом в вопросе Северной Кореи, — сказал Цзи Киу, — и я не стану вступать с вами в дискуссию, господин Нам. Что вам нужно от меня?

— Смерть генерала Кима, — повторил Нам Туен.

— И вы полагаете, это разом решит все проблемы?

— Нет.

— Иными словами?..

— Компромисс с генералом Кимом невозможен, что бы себе ни воображали председатель Фань или господин министр иностранных дел Ван Шэнли.

— «Воображали», — повторил Цзи Киу, — вы несдержанны в формулировках, господин Нам; вы не боитесь, что через уши, которые есть у стен, председатель узнает о нашей беседе? Ваши дни в Пхеньяне будут сочтены, и жизнь генерала Кима станет значительно проще.

— Господин министр, — ответил Нам Туен, — вы бывали на островах Блонд?

— Неприятное место, — сказал Цзи Киу.

— После десяти лет там я уже ничего не боюсь, — соврал Нам Туен.

— Ваша биография — это настоящий гимн жизни, — ответил Цзи Киу. — Знаете, чьи это слова?

— Нет.

— Председателя Фаня.

— Я не удивлён.

— Он восхищался вами, господин Нам. Про «гимн жизни» он сказал, когда сообщал нам о своей идее отправить вас в Пхеньян.

— Моя благодарность председателю не знает границ, — ответил Нам Туен, — но он не готов пойти до конца.

— А вы готовы?

— Когда за мной приехали, — сказал Нам Туен, — на островах Блонд, я не мог поверить, что это не сон. Председатель попросил меня помочь ему осуществить мечту — объединить Корею. Этим я и занимаюсь.

— Знаете, — протянул Цзи Киу, — убийство противоречит международному праву.

— Полагаю, тирания тоже противоречит международному праву.

— Вот тут вы заблуждаетесь, — покачал головой министр. — Скажите ещё раз, чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы ликвидировали генерала Кима.

— Ликвидировали? Отстранили от власти?