Спор можно продолжать долго, однако есть еще одна серьезная проблема, связанная с предположением, будто ослабление власти империи в северо-западном регионе спровоцировало падение границ в 405–408 годах. Первое вторжение, нападение Радагайса (405–406), вообще не касалось северо-запада. Он повел войска через Альпы в Северную Италию, где уж точно не было даже намека на ослабление централизованной власти. Более того, уход легионов с северо-запада, вероятнее всего, лишь укрепил бы военную мощь Рима в Италии. Если перевод войск с северо-запада был основной причиной вторжений 405–408 годов, то почему тогда первая армия захватчиков двинулась не туда, а в совершенно ином направлении?

На мой взгляд, можно узнать больше, если обратиться к идентичности варваров, участвовавших в кризисе. Доступных нам источников недостаточно для того, чтобы реконструировать полную картину событий IV века в Среднедунайском регионе, однако в общих чертах набросать ее можно: к северу и западу от изгиба реки – маркоманы и квады, по обоим берегам реки Тисы – племена сарматов (лимиганты и аргараганты). Дальше к северу обитали вандалы и другие германские племена, но они не принимали прямого участия в приграничных волнениях IV века[212]. Если сравнить такое расположение племен с ситуацией, сложившейся после появления здесь захватчиков в 405 году, станет ясно, что Среднедунайский регион столкнулся с масштабным политическим и демографическим потрясением до того, как племена стали пересекать границу Рима с Центральной Европой.

Вандалы впервые появились в поле зрения Стилихона за несколько лет до 405–408 годов, зимой 401/402 года, когда их присутствие стало угрожать мирной жизни Реции, своего рода Швейцарии, принадлежащей Риму. Этот регион не был их местом обитания в середине IV века, тогда они располагались в 600 километрах к северо-западу, в регионе северного течения Тисы и на севере Словакии, прямо у окраин Среднедунайской равнины и старой римской Дакии[213]. Их изначальное переселение к границам Реции (хотя по протяженности эта миграция несравнима с их дальнейшим перемещением в Испанию и Северную Африку) было важным шагом само по себе.

Тот факт, что союз под властью Радагайса, в который, вне всякого сомнения, входили и готы, проник в Италию с запада Карпатских гор, также подтверждает наши заключения. Одно или несколько из многочисленных готских племен, известных с IV века, предположительно присоединились к Радагайсу, сформировав среди его последователей свою коалицию. Так же поступили и аланы – исторические источники сообщают, что при переправе через Рейн они входили в состав более многочисленного и неоднородного войска как самое крупное его подразделение. Другими словами, аланы оккупировали территорию к западу от Карпатских гор приблизительно в 405 году. Но опять-таки, в IV веке их здесь не было. Вплоть до 370 года западная граница их территорий проходила в 15 тысячах километров к востоку, вдоль части русла реки Дон[214]. Различные племена аланов (их политическая структура, похоже, включала в себя множество условно автономных объединений) начали двигаться на запад по следам отступающих тервингов и грейтунгов в середине 370-х годов. Одна группа, заключив союз с гуннами, присоединилась к готам на римской части Балканского полуострова осенью 377 года и даже сражалась с ними в битве при Адрианополе. Еще больший отряд аланов был встречен императором Грацианом на северо-западе Балканского полуострова летом 378 года, и многие из них вошли в его армию в 380 году[215]. Затем обстановка несколько разрядилась, по крайней мере если верить источникам, однако аланы, продвигающиеся на запад, сыграли важную роль в первых приграничных кризисах после 376 года, и продолжительность этого феномена объясняет, почему столько представителей этого народа оказались к западу от Карпат к 406 году. Это обстоятельство делает еще более важным тот факт, что смешанное войско Улдина, также пришедшее в Дакию из земель близ среднего течения Дуная, состояло из гуннов и скиров[216]. В IV веке всех этих народов здесь не было, они даже не появлялись на восточных границах Среднедунайского региона. Бургунды и свевы, если, конечно, последние и впрямь были маркоманами и квадами, уступали численностью всем остальным в начале кризиса 405–408 годов, в котором они действовали наравне с постоянными обитателями Среднедунайского региона и его окрестностей.

Перемещение населения в таких масштабах было совершенно нехарактерным для земель, не граничивших непосредственно с империей либо ближайшей периферией. Передвижения племен близ границы, как правило, жестко контролировались римлянами. Как мы видели в главе 3, когда члены всего одной группы сарматов, лимиганты, вернулись в 359 году в приграничный сектор Среднедунайского региона, из которого их изгнали всего год назад, Констанций II принял весьма решительные ответные меры, поскольку волнения близ границы имели обыкновение рано или поздно переходить на территорию империи[217]. Но прибытие такого количества новых народов в Среднедунайский регион сразу перед кризисом 405–408 годов не идет ни в какое сравнение с теми переселениями, которые наблюдал Констанций пятьюдесятью годами ранее. Два крупных племени вандалов, многочисленные аланы, составлявшие по крайней мере часть войска, объединившегося под командованием Радагайса, гунны и скиры Улдина – все они были здесь чужаками. Волнения у границ Западной империи, происходившие в 405–408 годах, были результатом столь же значительного (если не более) кризиса за ее пределами. Там должно было происходить нечто очень серьезное, если все эти племена приняли решение переселиться к западу от Карпат еще до того, как началось их продвижение по территории Рима, куда более подробно описанное в источниках.

Так что же произошло? Ни один из факторов, имеющих отношение к внутренним событиям в Римской империи, не может дать удовлетворительное объяснение такому скоплению вооруженных отрядов и зависимых от них людей в Среднедунайском регионе до 405–408 годов, хотя они, вне всякого сомнения, помогают нам понять, что произошло дальше – почему Запад не получал поддержки со стороны востока до 409–410 годов и почему нападавшим было выгоднее пойти через Галлию, а не вторгаться в Италию. В 1995 году я высказал мнение, что это знаменовало начало второй стадии продвижения гуннов в Европу, которая и привела к такому сосредоточению германских кланов к западу от Карпат, – и, на мой взгляд, это наиболее вероятное объяснение. На это намекает хронологическое соотношение между их продвижением к сердцу Европы и уходом наших захватчиков со Среднедунайской равнины, и, как мы увидим в следующей главе, миграционные пути самих гуннов также говорят в пользу данного предположения. Во-первых, у гуннов были весомые причины перебраться в Центральную Европу, а значит, они вряд ли случайно обнаружили образовавшийся в том регионе политический вакуум, созданный уходом вандалов и других племен. Во-вторых, то, как гунны поступали с обитателями соседних территорий, встававших у них на пути, является достаточно весомой причиной для остальных сделать все, чтобы избежать прямого столкновения. Поэтому вторая волна миграции на запад началась одновременно с возобновлением захватнической активности гуннов от Черного моря до среднего течения Дуная, которая, по всей видимости, и имела место в начале V века и произвела эффект, который мы наблюдаем в событиях 405–408 годов, а именно заставила потенциальных противников и впоследствии подданных поспешно освободить новым захватчикам дорогу. Это не только самое простое объяснение скоплению иммигрантов к западу от Карпат, но и самое связное и логичное. Предложенные альтернативы не способны ответить на вопрос, что все эти племена вообще забыли в 405–408 годах к западу от Карпат.