Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, моя девочка. А я всегда буду радоваться твоему успеху… Я всегда буду рядом с тобой. Где бы ты ни была… Володя, — барон обвел глазами спальню. Владимир тут же подошел к отцу. — Обещай при Анне, что не оставишь… Что позаботишься о ней… Освободи ее. Володя, обещай мне! Обещай… Рука барона, которую держал Владимир, вдруг упала. Доктор Штерн тут же подхватил ее и снова попытался нащупать пульс. Потом он приложил трубочку к груди Корфа, приоткрыл веки, проверяя подвижность глазного яблока. И, наконец, поднес ко рту барона небольшое зеркальце. Последовательно и очень серьезно проделав все эти манипуляции, доктор Штерн, наконец, повернулся к Владимиру и тихо сказал:
— Иван Иванович умер…
— Нет! Нет!!! — закричала Анна и лишилась чувств.
Доктор Штерн и Анна вышли из спальной барона — Владимир попросил дать ему возможность остаться с отцом наедине. Доктор предложил Анне руку. Девушка была настолько потрясена произошедшим, что, казалось, ничего не замечала вокруг себя и оцепенела от пережитого горя.
— Я провожу вас в библиотеку, — мягко сказал Штерн, и Анна слабо кивнула ему. — Мужайтесь, дитя мое, ибо вам надо беречь силы для официальной церемонии. И помните — барон смотрит на нас с небес, а он, думаю, хотел бы видеть вас счастливой.
— Как я могу быть счастлива, если его больше нет?!
— Душа не умирает — мы, медики, лишь свидетели ее освобождения от земных горестей и телесных недугов. Сохраните память о бароне в своем сердце, и вы увидите, что он не оставит вас своей заботой.
— Я никогда не забуду его!..
— Аня! — подбежал к ним Репнин.
Он не смог усидеть на месте. Михаил почувствовал — что-то случилось, непоправимое и трагическое. Он бросился из библиотеки в спальную барона, но, не сделав и нескольких шагов, столкнулся в коридоре с Анной и Доктором.
— Он умер… — прошептала Анна.
— Я понимаю, это огромная потеря для вас, — с вежливым состраданием проговорил Репнин после паузы, которую посчитал достаточной для выражения должного соболезнования.
— Нет, вы не понимаете, вы просто не знаете, что это был за человек! — срывающимся от волнения голосом воскликнула Анна.
— Дорогая, — спокойно, но требовательно сказал доктор Штерн, — вы слишком встревожены и нервны сейчас, чтобы обсуждать случившееся. Господин Репнин, буду вам признателен, если вы отведете Анну в библиотеку и побудете с ней до моего возвращения. Меня тревожат кое-какие неясности, и я хотел бы проверить свои сомнения… Да, и я настоятельно рекомендую выпить что-нибудь крепкое — это поможет снять напряжение.
— Конечно, доктор, — кивнул Репнин уходящему Штерну и обернулся к Анне. — Умоляю вас, доверьтесь мне — обопритесь на мою руку и позвольте оберегать вас в эту скорбную минуту.
Анна покорно заняла место подле него, и они медленно направились в библиотеку.
— Вы хотели рассказать мне о бароне…
— Он был добрым, щедрым, благородным. Он был учителем и отцом, вместе со мной радовался и горевал. Господи, как же мне все это вам объяснить?!
Репнин открыл дверь в библиотеку и пропустил Анну вперед. Она подошла к столику, где лежал недочитанный бароном томик — исторические хроники Тацита.
— Книга… Это его любимая книга, — улыбнулась Анна сквозь слезы. — Когда ему было грустно, он перечитывал ее. А вот это его любимая трубка. Я помню ее с детства. Возьмите, рассмотрите ее, почувствуйте ее тепло.
Какая-то тень за их спинами метнулась к двери.
— Кто здесь? — крикнул Репнин и преградил неизвестному выход из библиотеки. — Немедленно покажитесь и представьтесь, иначе я позову слуг, и вам не поздоровится!
Из темноты за шкафом вышел Шуллер. Вид у него был самоуверенный и вороватый одновременно.
— Карл Модестович? — нахмурилась Анна. — Что вы здесь делаете? Иван Иванович уволил вас!
— Зашел попрощаться. Слишком много воспоминаний связано с этим домом. А то, что меня уволили, — так это досадное недоразумение, легкая путаница. Я пойду, пожалуй. Пора.
— А это что? Еще одно досадное недоразумение? — остановил его Репнин.
Управляющий что-то прятал за спиной — оказалось, графинчик с бренди.
— Это? Ах, бренди! Я был в театре, а фройляйн Анна так очаровательно играла Джульетту…
— И вы, конечно, не могли уехать, не выпив за ее успех? — съязвил Репнин.
— Да-да, конечно! — ничуть не смущаясь, подтвердил управляющий. — Анна, безусловно, достойна того, чтобы в ее честь произнести тост. Но я побежал за графином не поэтому — я видел, что барину сделалось дурно, а глоток бренди ему обычно помогает.
— Вы опоздали. Барон больше не нуждается в ваших услугах.
— Значит, я могу идти? Благодарю… Сударыня…
— Господин управляющий!
— Чего изволите?
— Верните графин на место, — строго напомнил ему Репнин.
— Ужасный день! — словно спохватился Модестович и с величайшей предосторожностью водрузил похищенное на винный столик. Потом он деланно раскланялся и вышел.
— Вам не кажется, что для управляющего этот человек немного распущен? — обратился Репнин к Анне.
— Карл Модестович вообще отличается бесцеремонностью.
— Это ужасно! Его хозяин еще не остыл, а он уже бросился подбираться к тому, что плохо лежит. Бренди! Очень кстати, выпейте — доктор рекомендовал.
— Иван Иванович любил бренди и всегда перед обедом выпивал чуть-чуть для бодрости и здоровья. Никто не знал в нем толк так, как он, — Анна взяла со столика оставленный ею раньше бокал с бренди.
— Стойте! — Репнин вдруг бросился к ней и выбил бокал у Анны из рук. Тонкое стекло, упав, разбилось вдребезги, ковер тут же впитал напиток, и странный, терпкий аромат закружил по комнате. Анна с недоумением взглянула на Михаила, и он поспешил объясниться:
— Простите! Я не хотел сделать вам больно! Но, когда вы взяли бокал, я заметил нечто…
— Господа, я хотел пожелать вам спокойной ночи, — в библиотеку вернулся доктор Штерн. — Впрочем, теперь уже — доброго утра, если вообще новый день сможет принести успокоение в вашем горе. Но я желаю этого всем сердцем. Странно, чем это пахнет?
— Именно об этом я и хотел с вами переговорить прежде, чем вы уедете. Анна собиралась выпить бренди, как вы советовали, но я заметил осадок в бокале. Я попытался остановить ее, и бокал упал.
— Барон всегда заказывал самый лучший бренди, его везли специально из Петербурга… — растерянно сказала Анна.
— Непонятно, — доктор Штерн взял графинчик со стола, открыл его и понюхал. — Запах, совершенно не свойственный этому напитку!