«Как мог Лео удовольствоваться версией легавых?» — спрашивала себя Кристина. Как он мог основываться на фактах двадцатилетней давности? Они два года были любовниками. Это что, ничего не значит? Разве он не должен был хотя бы выслушать ее версию событий? Кто все эти люди, которые проходят через нашу жизнь, требуют от нас внимания и любви, а потом вдруг покидают нас? Как будто закрывают магазин или подводят баланс. («Позволь напомнить, это ты его бросила», — вмешался голосок-поучальщик.) Если нельзя рассчитывать на Лео, на кого ей надеяться? На Макса, бродягу-алкоголика? Беда! Катастрофа!

Колокольный звон стих, и Штайнмайер встала, чтобы закрыть окно: в комнате было ужасно холодно. На площади, ярко освещенной новогодними гирляндами, собирались тепло одетые люди. Взгляд журналистки выхватил из толпы мужчину лет сорока с бутылкой шампанского в руке. Такого же одинокого, как она сама…

Кто у нее остался? Никого… Она одна, и на этот раз ее одиночество беспредельно.

Вечером 31 декабря Сервас миновал высокие ворота, выходящие на площадь Капитолия, и оказался во дворе Генриха IV. Пробираясь через толпу туристов и праздных гуляк, он думал о том, что галантному, любившему хорошо поесть королю наверняка понравилось бы и украшенное лампочками здание, и веселая праздничная атмосфера. Во времена Революции на постаменте памятника сделали надпись: «При жизни его любил весь народ. Когда его не стало, все скорбели». Полицейский ухмыльнулся. Те, кто переиначивает Историю задним числом, вечно преувеличивают: при жизни Генриха IV люто ненавидели, его портреты сжигали, а самого его сравнивали с антихристом. На монарха покушались не меньше дюжины раз, прежде чем Равальяк забрал-таки его жизнь. Но мифы живучи, и с этим ничего не поделаешь.

Мартен пересек двор, отодвинул застекленную дверь и пошел по коридору направо, где за красивой кованой решеткой находилась массивная деревянная дверь. Наверху крупными золотыми буквами было написано: СЛУЖБА ВЫБОРОВ И АДМИНИСТРАТИВНЫХ ФОРМАЛЬНОСТЕЙ. Его встретила низенькая, плотно сбитая женщина в смешной фиолетовой хламиде, назвавшаяся Сесилью. Она увлекла майора за собой в лабиринт коридоров, толкнула одну из дверей, и Сервас оказался в узкой комнатушке с компьютером. Женщина кивнула на экран:

— Все здесь. Фотографии приема двадцать восьмого декабря две тысячи девятого года. — Она ткнула пальцем в лежащую на столе картонную папку. — Список приглашенных внутри.

— Сколько там снимков? — спросил Мартен.

— Около пятисот.

— Пятисот?! Ничего себе… Я могу сесть?

Хозяйка кабинета бросила озабоченный взгляд на часы:

— Сколько времени вам понадобится?

— Понятия не имею.

Ответ Серваса явно ей не понравился.

— Понимаете… я бы хотела успеть домой до ночи, сегодня все-таки Новый год… — пробормотала Сесиль неуверенно.

На улице давно стемнело, а в комнате горела всего одна лампа.

— Если хотите, я сам все закрою, — предложил ей Мартен.

— И речи быть не может! У вас действительно серьезное дело?

Майор кивнул, глядя ей прямо в глаза.

— И очень срочное? — уточнила его собеседница.

Он сделал строгое выражение лица, и женщина сокрушенно кивнула, колыхнув квадратным торсом на маленьких ножках, обутых в смешные желто-оранжевые кеды.

— Ну что же, делайте, что должны… Хотите кофе?

— Спасибо, хочу — черный и без сахара.

Полчаса спустя энтузиазма у полицейского поубавилось: фотограф безостановочно снимал приглашенных — а их было больше двухсот, — причем в кадр, естественно, попадали и те, кто обслуживал прием. Никто, конечно, не удосужился рассортировать снимки: парочку опубликовали в местной прессе, а остальные просто «забыли» в памяти компьютера.

Некоторые лица встречались часто, другие — всего один раз и вдобавок были размытыми и находились на заднем плане. Если верить списку, присутствовали все сливки «космической тусовки», начиная с двух директоров — Космического центра Тулузы (он был на многих снимках) и Национального центра космических исследований. Среди гостей было много журналистов местной и национальной прессы, мэр, депутат и даже один министр. Сервас без труда нашел на фотографиях Селию Яблонку. Молодая женщина выглядела просто великолепно в вечернем платье с открытой спиной и сделанной в дорогом салоне прической: высокий пучок украшали розовые жемчужинки, а несколько прядей, с искусной небрежностью выпущенные по бокам, красиво обрамляли ее лицо. Мало кто из женщин мог сравниться красотой с Селией, и фотограф, как видно, решил, что камера «любит» это лицо, потому что без конца щелкал именно ее.

Проблема заключалась в том, что Яблонка успела пообщаться со множеством людей.

Вторым углом атаки Мартен выбрал знаменитых «космических ковбоев»: галактическую бой-бэнд.[57] Держа перед собой список и глядя на фотографии на экране, он вычленил из множества лиц тринадцать космонавтов, но не смог соотнести каждое имя с лицом. Широкие улыбки, квадратные челюсти, зоркий взгляд — они просто пышут здоровьем и напоминают калифорнийских сёрферов. Все одеты в одинаковые костюмы — совсем как члены спортивной команды в официальном турне. Запомнив лица, сыщик вернулся к снимкам Селии. Фотограф запечатлел ее разговор с тремя космонавтами, но она могла общаться и с другими, просто это не попало на пленку. Майор определил, что с первым из троих художница разговаривала один раз и очень недолго. Со вторым — несколько дольше, потому что снимков было два. Собеседник художницы явно пытался очаровать ее, и она мило улыбалась в ответ, но не более того. А вот с третьим «ковбоем» она разговаривала трижды, в разных местах, и на последнем снимке их лица находились на очень близком расстоянии друг от друга. Мартен почувствовал, что у него участился пульс. На этой фотографии что-то происходило… Фотограф поймал в объектив расширенные зрачки Селии и выражение напряженного внимания на ее лице. Общение с мужчиной выглядело очень интимным. Это было ясно любому, знакомому с проксемией:[58] физическое расстояние, разделяющее парочку при общении, было слишком маленьким для нейтрального разговора. Не имеет значения, кто сделал первый шаг, в конечном итоге оба выбрали дистанцию на границе двух сфер — личной и интимной, не имеющей ничего общего с социальной сферой.

Сервас сцепил пальцы за затылком и откинулся на спинку стула. Ладно, предположим… Что это доказывает?

Из-за двери появилось лицо толстушки.

— Вы закончили?