Однако НКИД оценивал скромные просьбы эстонских профсоюзов в контексте событий в Европе, вызывавших растущее беспокойство советского руководства. «Странная война» продолжалась, а боевые действия и политические акции Англии и Франции приобретали все более странный характер.

В конце сентября возобновились тайные переговоры между Лондоном и Берлином. Гитлер заявлял посреднику в этих переговорах шведскому предпринимателю Далериусу: «Если англичане хотят мира, они могут его получить за две недели, не потеряв при этом лица». О возможности заключения мира активно писали в германских газетах и говорили по германскому радио.

В этой обстановке советское руководство стремилось не давать никому повода для обвинений в нарушении договоров, подписанных со странами Прибалтики, и в попытках укрепить советское влияние в этом регионе. В ответ на письмо К.Н. Никитина в НКИД 23 октября из Москвы пришла резкая по тону телеграмма В.М. Молотова следующего содержания: «Нашей политики в Эстонии в связи с советско-эстонским пактом о взаимопомощи Вы не поняли… Видно, что Вас ветром понесло по линии настроений советизации Эстонии, чго в корне противоречит нашей политике. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этих настроений насчет советизации Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Вы таким неправильным поведением сбиваете с толку и эстонцев вроде Пийпа (министр иностранных дел Эстонии. — Авт.), который думает, видимо, что ему теперь необходимо говорить просоветские речи 7 ноября. Вы должны заботиться только о том, чтобы наши люди, и в том числе наши военные в Эстонии, в точности и добросовестно выполняли пакт взаимопомощи и принцип невмешательства в дела Эстонии, и обеспечить такое же отношение к пакту со стороны Эстонии».

Не менее категоричными были и указания наркома обороны К.Е. Ворошилова, который в своем приказе от 25 октября 1939 года предписывал «принять все необходимые меры для того, чтобы весь личный состав наших частей, находящихся в Эстонии, от рядового красноармейца до высшего начсостава точно и добросовестно выполнял каждый пункт пакта о взаимопомощи и ни в коем случае не вмешивался бы во внутренние дела Эстонской республики». В приказе утверждалось, что «различные антисоветские провокаторы будут пытаться и уже пытаются изобразить вступление наших частей в Эстонию как начало ее советизации».

В этой связи нарком приказывал: «Настроения и разговоры о «советизации», если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии… Всякие попытки военнослужащего, независимо от его положения, прикинуться «архилевым» и вести коммунистическую пропаганду, хотя бы среди отдельных лиц эстонского населения, будут рассматриваться как антисоветский акт, направленный на дискредитацию договора о взаимопомощи с Эстонией. Всех лиц, мнящих себя левыми и сверхлевыми и пытающихся в какой-либо форме вмешиваться во внутренние дела Эстонской республики, рассматривать как играющих на руку антисоветским провокаторам и злейшим врагам социализма и строжайше наказывать».

Советские войска строго соблюдали всевозможные правила, регламентирующие их отношения с местным населением. Об этом свидетельствует эпизод из воспоминаний Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова: «Как командующий Ленинградским округом я отвечал за безопасность баз в Эстонии. В одном месте срочно требовалось обеспечить неприкосновенность участка. Я вступил в контакт с правительством Эстонии, взял у него необходимое разрешение, затем получил согласие эстонского помещика, собственника данного земельного участка, и приказал построить укрепления.

И вот на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего доклада о положении на новых базах Молотов упрекнул меня за «неуместную инициативу». Я пытался возражать, но он не слушал. Мне было не по себе, однако тут взял слово Сталин и, посмеиваясь, заметил Молотову: «А почему твой Наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои люди расшевелятся. А с Мерецковым уже ничего не поделаешь. Не срывать же готовые укрепления». На этом вопрос был исчерпан».

Советские войска, которые без соответствующих международных соглашений не имели права даже договориться с местным помещиком о строительстве насыпи для артбатареи, не предпринимали ничего для вмешательства во внутренние дела. Введение войск не нарушило экономической жизни. Авторитарные режимы сохранялись в неприкосновенности. Коммунистические партии и ряд других демократических организаций были по-прежнему запрещены. Тысячи коммунистов и демократов продолжали находиться в тюрьмах.

Строгое выполнение советской стороной обязательств договора заставило правящие круги Эстонии по-новому оценить сложившуюся обстановку. «Сейчас, — подчеркивал К.Н. Никитин, — ни у правительства, ни у буржуазных кругов нет никаких сомнений в том, что мы пакт выполним именно согласно духу и букве, или, как здесь теперь установился термин, «по-джентльменски». Бывший министр иностранных дел Эстонии Селтер, подписавший договор, в беседе с К.Н. Никитиным 17 ноября говорил ему: «Нам при заключении пакта нужно было иметь очень много решимости и смелости, чтобы согласиться на такой огромной важности шаг, как впуск Красной Армии в сердце страны, на который мы решились и который теперь все больше и больше оправдывается, и нам не приходится нисколько сожалеть об этом шаге».

Увидев, что советские войска, оказавшиеся в Эстонии, строго придерживаются буквы и духа договора от 28 сентября и не вмешиваются в дела страны, правительство Пятса — Лайдонера развернуло репрессии против тех сил, которые рассчитывали на скорые перемены в обществе после прихода Красной Армии. Государственная дума продлила на год положение «усиленной охраны» в стране. Были резко увеличены ассигнования на содержание полиции. Был усилен нажим на профсоюзы. Руководство профсоюза текстильщиков было арестовано. Произведены были аресты и среди других «неблагонадежных лиц». Союз текстильщиков был закрыт. Председатель Таллинского профсоюза металлистов и организатор профсоюза строительных рабочих были высланы за то, что вели переговоры с торговым представительством Советского Союза о предоставлении их членам работы на советских базах.

Аналогичным образом вели себя правительства других прибалтийских стран. 16 ноября 1939 года Министерство внутренних дел Латвии издало распоряжение, в котором говорилось: «Отдельные граждане на железнодорожных станциях, в местах расположения советских войск обращаются к советским воинам с различными вопросами и пристают к ним со своими взглядами или услугами». В распоряжении указывалось, что «граждан, которые без надобности беспокоят советских воинов и пристают со своими услугами и любезностями, необходимо в незаметном порядке задерживать». Начальник агентурного отдела латвийской охранки Стиглиц приказал 21 ноября: «Обязываю вас в будущем следить, чтобы нигде и ни при каких обстоятельствах местные граждане… не тревожили и не беспокоили советских воинов различными ненужными вопросами, разговорами или иным образом. В отношении лиц, повинных в указанных действиях, обязываю вас начать строгое следствие, не исключая ареста виновных, причем арестовывать следует тогда, когда советские воины не присутствуют, то есть не видят».