… и не выпустят: например, дорогого кое-чьему сердцу и очень свободолюбивого кота, с улыбкой пояснил эфенди в первый же день. Ирис может с лёгким сердцем отпустить Кизилку в поход по дому и по саду, и не опасаться за его судьбу: зверёныш всегда найдёт дорогу назад по собственным следам, а вот перемахнуть через садовую ограду и затеряться в большом городе или в чужом соседнем саду — не сможет. Его убережёт охранная магия.

Это было тоже непривычно в новом для Ирис мире: магия…

Ещё недавно она существовала только в воображении да в волшебных сказках. Байки о всевидящем Оке Повелителя казались страшилками, выдумкой, хоть и поговаривали, что при допросах заговорщиков султан мгновенно уличал во лжи тех что пытался юлить и выкручиваться, и помогала ему при том магия Ока, не больше, не меньше…

…А при входе в свой дом эфенди попросил молодую супругу приложить руку к дверному косяку — и Ирис явственно ощутила, как потеплела и дрогнула под ладонью деревянная поверхность, словно отвечая дружеским пожатием. Табиб пояснил, что теперь дом узнал её и принял за свою, и станет охранять и заботиться, как заботится обо всех проживающих.

…А потом выяснилось, что есть ещё охранная магия, и долгодействующие заклинания чистоты и порядка, помогающая пожилым служанкам в ежедневной уборке, и магия сбережения продуктов на кухне… Но почему, почему ничего этого не применялось в гареме? Ирис недоумевала. Потому, однажды ответил табиб, что в Османской империи магия, как таковая — прерогатива, то есть, исключительное право, только мужчин, а в ТопКапы она вообще запрещена. Строго-настрого. В целях безопасности. Даже безобидным заклинанием, стирающим плесень со стен хамама, можно случайно или намеренно пройтись по коже человека — и счистить её до мяса; а если случайной жертвой окажется Повелитель? Даже самое надёжное охранное заклинание требует для подпитки частого присутствия того, кто его наложил. Значит, владелец магических способностей должен жить в ТопКапы, а кто знает, что придёт ему на ум, и кому он разрешит допуск в святая святых? Лучше уж иметь дело с людьми. Они предают реже, чем маги, да и последствия… не такие катастрофические.

Да и не так уж много магов в Константинополе, как, впрочем, и во всей империи. Аслан-бею просто повезло: он с рождения обладал толикой магических способностей — самой малостью, искрой, которую сумел раздуть до нужных ему объёмов, достаточных, чтобы огородить себя от излишних бытовых забот, отвлекающих от занятий наукой. Его призвание — отнюдь не волшебство, а медицина, алхимия и астрономия, три столпа мудрости, которую он хочет донести до любого, жаждущего знаний, и чтобы освоить его учение, не нужно рождаться Избранным — достаточно быть человеком.

Об этом, и обо многом другом они вели беседу в первый же вечер. Уставшая, загруженная впечатлениями, Ирис долго не могла заснуть в своей новой комнате, полной чуждых ароматов и звуков, но новом, непривычно мягком ложе. Давно уже в смежной комнате ловила десятый сон истомлённая долгожданной встречей и слезами Мэг; давно угомонились пожилые служанки, обсудив с экономкой новую хозяйку да так пока и не поняв, надо ли её опасаться, хоть почтенный табиб и заверил, сразу после известия о предстоящей женитьбе, что всё останется по-прежнему, и вряд ли молодая супруга захочет менять их столь хорошо налаженный жизненный уклад… В наспех сооружённом загончике в саду, натерпевшись за день страху, постанывала во сне овца, предназначенная было в жертву свадебному пиру, но отброшенная с пути свадебного кортежа сильными ручками невесты, а затем и помилованная. Тарахтел на оттоманке Кизилка, подёргивая лапками и выпуская когти — видать, ловил во сне замеченную в саду белку, такую же рыжую, как он сам… А Ирис всё не спалось.

Не выдержав, она накинула халат, подпоясалась кушаком, осторожно вытянув его из-под спящего котёнка, и выскользнула из комнаты. Душа настоятельно жаждала поговорить хоть с кем-то, а эфенди, пожелав ей доброй ночи, словно почувствовал её состояние и сказал, что задержится нынче в библиотеке. «Я слишком стар для полноценных свадебных торжеств, джаным, мне бы чуть поработать, посидеть в тишине с хорошей книгой… Захочешь — приходи. Но всё же постарайся отдохнуть».

За полдня Ирис уже успела обойти свой новый дом вдоль и поперёк, а потому ей не составило труда припомнить, что библиотека недалеко. Нужно только пройти через открытую галерею с видом в сад, и вот она, прямо перед тобой, дверь в другое крыло, вернее сказать — отдельный вход на хозяйскую половину: в погожие дни эфенди любил работать под пенье птиц и шорох листвы, а иногда его рабочий стол выносили прямо сюда, на галерею. Просвет в ограждении и несколько ступенек позволяли, прервав работу, спуститься в тень деревьев, отдохнуть, послушать щебет прирученных пеночек-теньковок, покормить уток, устроивших гнездо в камышах крохотного пруда…

Невзирая на ночную прохладу, двустворчатая дверь и сейчас была распахнута: хозяин, в отличие от многих своих ровесников, любил свежий воздух и не терпел духоты.

— Заходи, джаным! — окликнул он из глубины комнаты. Смущённо поёжившись, Ирис проскользнула в дверь. Видимо, не только зрение у табиба было на зависть всем, но и тончайший слух. Ей-то казалось, что она в мягких домашних туфельках шла по галерее бесшумно, ни одна досточка настила не скрипнула…

— Не спится? — улыбнулся эфенди. — Так я и думал. Слишком много впечатлений за день, слишком много нового… Ну, да ничего, обживёшься, привыкнешь. Я рад, что тебе здесь понравилось, дитя мое. Давай-ка, присаживайся, поговорим.

Без особого труда он отодвинул для Ирис стул, массивный и высокий, как трон.

Библиотека, пожалуй, была единственной комнатой во всём доме, обставленной по-европейски. Ещё днём, обходя с новоявленной супругой покой за покоем, эфенди обмолвился, что своих уважаемых гостей он принимает чаще всего именно здесь, в библиотеке, поскольку при ведении учёных разговоров удобнее, когда источник цитаты или иной мудрости находится под рукой. К тому же, многие его посетители — гости с Запада, и рады оказаться в обстановке, приближенной к привычной. Низкие столы и роскошные мягкие диваны, пушистые ковры, подушки способствуют неге и умиротворению, но не всегда своевременны. А вот жёсткая мебель и строгая обстановка не дают расслабиться мыслями во время многочасовых диспутов.

Ирис с благоговением провела ладонью по столешнице непривычно высокого стола, залюбовавшись отблесками светильников в полировке. Сколько же знаменитых учёных мужей и путешественников приютил за собой этот почтенный стол? Должно быть, немало… Не удержавшись от соблазна, тронула и качнула накренённый бок пузатого глобуса — и тот легко крутанулся на подставке, вызвав безмолвное восхищение девушки. Мелькнули на раскрашенной поверхности горные пики, морские чудовища, буквы латиницы, чуждые взору, привыкшему к арабской вязи… Ах, Нергиз захлопала бы в ладоши, увидев такую диковинку!

— О, это от нас не уйдёт, — со смешком заметил эфенди, усаживаясь напротив. — Поговорим с тобой и о географии, и о новых открытиях, и о путях в Европу и Новый Свет… Непременно поговорим. Несмотря на мои седины и уговоры соратников-соперников уйти на покой, я всё ещё занимаюсь делами и, хоть и не завожу новых учеников, но ты — ты станешь моей ученицей. Тайной, конечно, не будем смущать умы догматиков, считающих, что женщине науки ни к чему. Я уже внёс изменения в свой распорядок дня, и отныне мы с тобой будем встречаться каждое утро, здесь или в саду. Ранние часы — лучшее время для обучения.