В первый же день на посту доктор Бадахос проверил состояние национальной экономики: внешний долг – пятнадцать миллиардов долларов, баланс платежного дефицита – пять миллиардов, валютный резерв почти на нуле, темпы роста национального дохода выражаются в отрицательных величинах, и потому их называют «темпы сокращения». Он обнаружил, что правительство пятнадцать лет проводило национализацию разваливающихся отраслей, и теперь едва ли не половина всех рабочих в городах – государственные служащие. Открылось, что в прошлом государство приняло мощнейшие протекционистские меры против импорта, отчего на плаву сохранилась масса убыточных компаний. Доктор Бадахос решил распродать государственные предприятия и отменить непомерно высокие тарифы на импорт, но Президент запретил плодить безработных, полагая, что все они станут террористами. Очень скоро Бадахос понял, что все будет сложнее, чем казалось; единственный выход – сыграть на понижении уровня жизни при одновременном росте производительности, сохранив тем самым занятость населения, которое получает неуклонно обесценивающуюся зарплату.

Доктор Бадахос смело отпустил цены до рыночных; стоимость табака мгновенно удвоилась, а стоимость бензина выросла на сорок процентов. Вскоре все цены вырастали наполовину ежемесячно, и доктор понял, что взращивает инфляцию, которую его позвали уничтожить; тогда он заморозил заработную плату, успешно снизив покупательную способность граждан почти вдвое против той, что была до его вступления в должность.

Доктор Бадахос обнаружил, что поднять государственные доходы за счет налогов не удается; их никто не платил, кроме госслужащих, и теперь, при денационализации предприятий, налогов поступало в казну еще меньше. Все, за исключением госслужащих, обычно давали взятки налоговым чиновникам, чтобы от налогов уклониться, и к тому же все сделки заключались в долларах США, которые не имели хождения в стране; стоимость доллара на черном рынке ежедневно сообщалась в газетах.

Несколькими годами ранее правительство выпустило индексированные облигации и ценные бумаги, и народ приспособился покупать их на свои жалованья, дабы возместить потери от инфляции; ими расплачивались при покупках, если не удавалось договориться о бартере. Чеками не платил никто: выяснилось, что за три дня они теряют значительную долю своей стоимости.

Доктор Бадахос решил полагаться на торговлю нефтью, кофе и тропическими фруктами – традиционную основу национальной экономики, – и развернул кампанию мощного стимулирования сельскохозяйственных предприятий, а снятие госконтроля с импорта должно было заставить промышленность выпускать конкурентоспособную продукцию. Таким образом, промышленное производство полностью свернулось: дешевые импортные товары вытеснили отечественные, а иностранный капитал кинулся раскупать активы брошенной индустриальной базы.

Оценив все эти непредвиденные последствия, доктор Бадахос решил укрепить национальную валюту путем привлечения иностранных вкладов и снял ограничения с процентных ставок, а для уменьшения инфляции установил официальный курс песо: двести за доллар (в действительности доллар стоил четыреста песо), но закрывал глаза на тех, кто торговал по реальному курсу. Осознав, что его отец, один из богатейших людей в Латинской Америке, находится при смерти, Бадахос довел принцип невмешательства в экономику до логического завершения, упразднив налог на наследство.

Наиболее ценным активом великого экономиста было доверие центральных фигур мировой банковской системы. Возможно, их впечатляли докторская худоба, мертвенно-бледная глубокомысленность, безукоризненный английский, костюмы от дорогих портных, аристократичная выдержка; так или иначе, Бадахос вертел иностранными банками, как хотел. Он получил ссуду в шестьсот миллионов долларов от группы американских банков, триста миллионов – от европейских и столько же от Международного валютного фонда, и притом на выгодных условиях. Открыл даже филиал Национального банка в Париже.

Ему это было раз плюнуть, поскольку резкое падение уровня жизни в стране и наводнивший ее дешевый импорт снизили инфляцию до ста процентов, а усиление конкуренции на внутреннем рынке увеличило темпы роста до пяти процентов. Хороший урожай кофе позволил благополучно справиться с платежным балансом и валютным резервом.

Будь Бадахос мудрым, каким его считали, немедленно подал бы в отставку, предоставив пожинать бурю кому-нибудь другому. Но он полагал, что все под контролем, и сдуру продолжал вести дела. Президент, опасаясь безработицы, по-прежнему не давал добро программе денационализации промышленности, но иностранные корпорации, купившие предприятия, не желали ими управлять и просто вывезли все оборудование, оставив армию безработных. Бадахосу пришлось их трудоустраивать, хотя рабочих мест у него не имелось, так что число госслужащих осталось прежним, и бюджетные расходы стремительно росли.

К тому же доктор обнаружил, что существует крупный сектор экономики, находящийся вне его контроля, а Президент отказывался даже сказать, насколько этот сектор велик.

– Это вас только расстроит, – отмахивался он. – Я сам стараюсь о нем не думать.

Бадахос понял, что ему не справиться с инфляцией, пока вооруженные силы тратят на себя, сколько хотят. У них имелись свои текстильные фабрики, химические, кораблестроительные, сталелитейные и авиационные заводы, они тратили огромные суммы на закупку немецких танков, американских истребителей, английских радаров, французских вертолетов и ракет любого происхождения. Вдобавок они не позволили министру экономики наложить вето на приобретение шести лайнеров для национальной авиалинии – на том основании, что машины пригодятся на случай войны. Планировалось, что самолеты будут использоваться на новых маршрутах в Японию и Сингапур, но туда никто не летал, и самолеты простаивали. Бадахос узнал также, что в деловых кругах существовал обычай выплачивать военным по пять процентов с каждой сделки «в знак расположения», и ему не удалось прекратить крупные инвестиции военно-морских сил в ядерные исследования и строительство гидроэлектростанций. Короче, экономическая ситуация в стране улучшалась, и военные сочли это поводом требовать еще больше денег.

Все случилось будто разом. Из-за дешевых импортных товаров и завышенного курса песо в течение месяца приказало долго жить машиностроение, состоявшее из пяти больших компаний. Сельскохозяйственную революцию, призванную спасти экономику, пришлось тянуть дальше на зарубежной технике. Стремясь не допустить валютных спекуляций, доктор Бадахос снял ограничения с процентов по ссудам, но они вдруг взлетели выше уровня инфляции, все фермеры обанкротились, и больше никто ни во что не вкладывал. Хозяева распродавали имущество, предпочитая играть на бирже. Иностранный капитал влился в экономику, пользуясь преимуществами новых процентных ставок, а спустя месяц вылился обратно и унес с собой государственные деньги в виде процентных выплат. Три банка лопнули и начали процедуру ликвидации, поскольку не могли требовать погашения долгов – иначе в их руки перешли бы фабрики и фермы-должники, от которых не дождешься прибыли.

Те, кто удачливо поиграл на бешено неустойчивой бирже, отправились на отдых расточать денежки и за два года потратили сорок один миллиард долларов – главным образом в Соединенных Штатах, – поскольку официальный курс песо к доллару оставался завышен, и доллар был дешев. По той же причине доля импорта за год увеличилась на пятьдесят пять процентов.