Я хлопаю по столу с такой силой, что из стакана выплескивается вода.

Спокойствие… Надо хорошенько подумать…

Я пытаюсь побороть накатывающий ужас. Делаю несколько глубоких вдохов, сжимая и разжимая ребра. Произошла ошибка. Просто ошибка. Мой роман где-нибудь найдется. Компьютер мог поймать вирус, который уничтожил все файлы, вплоть до копий. Работа сохранена. Я точно сохраняла. Где-то лежит.

Раз в неделю я отправляю черновик себе на почту, значит, документ есть на сервере, не только на жестком диске. Это надежное место. Последние несколько дней я, правда, его не пересылала, но, по крайней мере, одна из последних версий точно там, в архиве, среди отправленных писем.

Я открываю электронный ящик и, не обращая внимания на горы новых сообщений, перехожу в папку «Архивы».

– Нет… – шепчу я, глядя на пустой экран.

В папке ничего нет, ни единого письма. Перехожу в «Отправленные» – тоже пусто.

Ошарашенная, я внимательно прочесываю папку «Удаленные», затем «Корзину» – ни одного сообщения от меня.

Я резко отталкиваюсь от стола, встаю и начинаю ходить из угла в угол. Пальцы то сжимаются в кулаки, то разжимаются. Что это значит? Как так получилось?

Я вообще писала чертов роман? Или… воображение разыгралось?

Безумная мысль вызывает у меня смех. Разумеется, писала! И вчера писала. Я жила в нем. Дышала им. Сидела на этом самом месте, добавляла сцены, редактировала, тянула сюжет к концу.

Я написала книгу. И она исчезла.

Мейв. Мысль о ней прогремела в голове как выстрел.

Когда она требовала не рассказывать Фиби о Люке Линдене, в ее голосе звенел металл. Не она ли удалила рукопись?

Ради мужа Мейв сфальсифицировала алиби и смешала мое имя с грязью. На что она способна ради дочери?

В библиотеке я на несколько минут отходила от ноутбука – Мейв успела бы прочитать пару сцен и сделать вывод, что роман публиковать нельзя.

Я с силой прижимаю к глазам ладони. Думай, думай… Может, это Мейв арендовала дом под именем Джоанны с фейкового профиля? Не замешан ли тут ее муж, капитан полиции Стивен Карт? Мысли крутятся быстрее и быстрее, однако логичная цепочка не выстраивается.

Надо поговорить с Мейв. Немедленно.

Я бегу вниз по лестнице, сую ноги в ботинки, сдергиваю с крючка пальто, торопливо продеваю руки в рукава и, запахивая на шее воротник, нащупываю пальцами плотный, мягкий комок.

Черт, что там?

Дом оглашает мой истошный вопль.

Я лихорадочно расстегиваю пуговицы, рву с себя пальто, выпутываю из рукавов руки, толкаю входную дверь и выбрасываю его за порог. Смятая ткань безжизненно падает на крыльцо.

Захлопнув дверь, с колотящимся сердцем, обхватив руками горло, я замираю в прихожей.

К пальто был приколот мотылек – мертвый, со сложенными, усеянными пыльцой крылышками.

Из горла вырывается отчаянный крик, дрожащие ноги подгибаются. Я вжимаюсь в стену – и тут же испуганно оборачиваюсь на непонятный шелест. Никого. Лишь мое всхлипывающее, прерывистое дыхание.

Взгляд скользит по зеркалу – я бледна как привидение. Да и лицо изменилось: скулы торчат, глаза запавшие. Трогаю лоб: нет ли температуры? Нет, холодный.

Кстати, на собрании книжного клуба мое пальто вешала на деревянную стойку Мейв. Не ее ли рук дело? Или кого-то другого из присутствующих? Всему клубу известно о моей моттефобии.

Я зажмуриваюсь. Может быть, это разыгравшееся воображение? В голове один за другим всплывают мои недавние промахи: забытые записи на выступлении в библиотеке, льющаяся вода в ванной, опоздание на похороны, ситуация с якобы запертым на ключ кабинетом…

Я открываю глаза. Ну же, иди! Смелее! Пальцы поворачивают дверную ручку. На ступеньке лежит испачканное пальто. Осторожно, очень медленно я нагибаюсь, словно опасаясь, что оно внезапно оживет. Воротник завернут. Необходимо убедиться, что мне не померещилось. Я поддеваю ткань ногой, присматриваюсь.

Вот он, на воротнике, мертвый мотылек – тускло-коричневые крылышки, черно-розовое тельце. Приколот булавкой в то самое место, где раньше была брошь.

Это не разыгравшееся воображение.

Это реальность.

– Можешь приехать? – шепчу я в трубку.

– Еду! – Ни колебаний, ни вопросов.

Спустя пятнадцать минут на пороге стоит Фиона с моим пальто через руку.

– Разбираешь гардероб?

Я пячусь в глубину прихожей.

– Взгляни на воротник.

Сестра подносит пальто к глазам и морщится.

– Что за чертовщина?

– Кто-то прицепил это.

– Не болтай ерунды… – Заметив выражение моего лица, она осекается.

– Оставь на улице, – распоряжаюсь я.

Затащив ее в дом, я торопливо рассказываю историю об исчезнувшем черновике. Выпаливаю на одном дыхании – и сама понимаю, насколько нелепо звучат объяснения.

Наконец Фиона вскидывает руки, останавливая мой поток слов.

– Мне надо самой посмотреть. Покажи компьютер.

С наморщенным лбом сестра глядит в монитор, изучая пустые документы, еще недавно заполненные текстом.

– Не понимаю… – бормочет она.

Наконец-то доказательства налицо – другой человек видит то же, что и я.

Покачав головой, она недоуменно произносит:

– Я просто не понимаю…

– Ну и как такое могло случиться?

Мы спускаемся вниз.

Уже сгустились сумерки, но в кухне почему-то чересчур светло – да все чересчур: и стук моих шагов по доскам полов, и тиканье часов, и грохот волн за открытым окном.

Я говорю и хожу, хожу и говорю.

Фиона молча за мной наблюдает.

– Завтра срок сдачи, а у меня нет книги. Даже завалящей главы из книги нет! – В ужасе мотая головой, я перечисляю последствия: – Роман должен выйти летом. Уже назначен выпускающий редактор, разработана программа по выпуску. Команда художников на низком старте, готова заниматься обложкой. Получается, время и деньги потрачены впустую! В издательстве не захотят иметь со мной дела. Разорвут контракт. Я потеряю дом. Да все потеряю!

Сестра тем временем достает из холодильника молоко, потом вынимает из нижнего шкафчика миску. Собирается приготовить горячий шоколад, как когда-то в нашем детстве мама.

– Садись!

Я послушно опускаюсь на табурет. Фиона звенит посудой, высыпает в миску шоколадный порошок, роется в ящичке в поиске деревянной ложки… Это так умиротворяет.

– Как, по-твоему, что вообще происходит? – спрашиваю я наконец.