с кровати, потянула себе ахиллесово сухожилие на левой ноге. Она веселая и ведет себя так же хорошо, как и раньше.

Я очень рада, что вы так хорошо проводите время, может быть, действительно Петр Леонидович отдохнет. Мы смотрели по телевизору парижского шансонье и вспоминали вас. Наверное, вы походите там по всяким веселым и интересным местам.

Теперь просьба к вам, Анна Алексеевна.

Купите, пожалуйста, шерсти букле умеренного цвета и средней толщины 1,5 кг для пальто и спицы к ней.

Нана Сперанская просит вас, если можно, купить набор спиц Aero.

Ну, время мне уезжать в Боровск (на новую строящуюся базу географического факультета в Сатине. — Прим. авт.).

Целую Вас и Петра Леонидовича. Привет Нинет.

Женя

24/IX — 68»[230].

Звонок

«Как-то работаю дома. Телефонный звонок, — вспоминал Ю. Г. Симонов. — Телефон всегда был от меня далеко. Здесь сидит моя жена. Иду к телефону. Мне говорят: „Позовите Юрия Гавриловича Симонова“. Спрашиваю: „Кто звонит?“ Потому что я уже привык к тому, что можно нарваться. И надо знать, кому и чего рассказывать. И следить за собой, чтобы глупостей не наделать. Ну, и слышу: „С вами говорит представитель Президиума Академии наук. Здравствуйте“. При этом никак себя не называет! „Мне поручено сообщить вам следующее: мы хотели бы видеть вас членом-корреспондентом. Но для этого вам нужно поехать во Владивосток. Там организуется новый филиал Академии“. Я говорю: „Ну, а в принципе, что я должен буду там делать?“ — „А что, вам недостаточно, что вы будете членом-корреспондентом?“ Это было, когда я уже защитил докторскую. И я говорю трубке: „Вы понимаете, Московский университет — это некоторый орган, который вполне эквивалентен Академии наук. Все факультеты наши — та же самая наука, и я — профессор. А вы говорите, что я должен уехать и стать членом-корреспондентом Академии во Владивостоке“. Голос говорит: „А что, это вас смущает?“ — „Да нет, — говорю, — меня вполне устраивает, что я — профессор Московского университета“. А там: „Вы чего, совсем не понимаете современной жизни? Пожалуйста, поговорите в семье“. Я отвечаю: „А зачем мне с женой об этом разговаривать? Я что, сам решения не могу принять?“ — „Нет, нет, вы, конечно, можете, но мы вам советуем иметь в виду, что Академия наук дважды не приглашает“. И там повесили трубку!

А я пошел к жене: „Понимаешь, Вер, такая ситуация“. А она родилась в подмосковном селе. Крестьянская линия. Ну и у меня крестьянская линия. У меня отец и мать из крестьян. Вот. Может быть, мы иначе все делаем. Пришел, и она говорит: „Ну куда же, Юра, мы с тобой поедем? Тут же родимые кости в земле лежат. Если мы уедем во Владивосток, тебя уже больше никогда в Москву не переведут“. И я ей ответил: „Знаешь, Верася, я тогда все сказал правильно и буду на этом стоять“. А она мне: „Если надо, я за тобой на край света поеду“. Что же может быть лучше? У меня была отличная жена, фронтовичка, с таким же тяжелым детством, как и у меня. Моя теща во мне просто души не чаяла. Такая русская простая подмосковная крестьянская среда. Ну и, значит, хожу гордый: вон я какой, от члена-корреспондента отказался!

А через три или четыре дня звонит мне Андрюшка: „Юрк, ты знаешь, мне позвонили из Академии наук“. Я спрашиваю: „И чего?“ — „Предложили дать мне члена-корреспондента, если я поеду во Владивосток“. — „И что ты сказал?“ — „Ну, я вот сказал, что ‘да’! Я пошел к Петру Леонидовичу, а он: ‘Да, да, надо в академической среде баллы набирать’“.

А я ему сообщил, что мне тоже звонили, но я принципиально против. Если я приезжаю куда-то чтобы стать кем-то, то мне нужно точно сказать, какое дело я буду там делать. А вдруг я не справлюсь? А если я не смогу? У меня к этому времени уже был почти 15-летний стаж партийной работы, и я в Центральном и Московском городском комитете лично всех знал. И они меня знали все. Если я был членом Военной комиссии Центрального комитета КПСС — то это чего-то значит?

Это потом я догадался, что таким оригинальным способом меня хотели из МГУ убрать.

А когда Андрей Петрович получил аналогичное предложение, я ему сказал: „Андрюш, ты и твоя семья — это не я и моя семья. Я почти уверен, что если что-нибудь на Дальнем Востоке с тобой плохое случится, что-нибудь тяжелое такое произойдет, то Петр Леонидович просто, как член Президиума Академии наук, он что, позволит тебя там совсем загнобить? Да он обратно в Москву тебя вернет, и все!“ Тогда Андрей спросил: „Так что, ты мне советуешь?“ Я говорю: „Ну конечно! Вот есть общество, а есть семья. Семья, конечно, ближе. Но если от общества ты получаешь поддержку, тебе аплодируют, говорят да-да, надо вместе делать вот это… у меня лично на душе всегда от этого становится спокойно“. А он: „Знаешь, Юрк, я хочу сделать тогда так. Если я туда поеду, я уже и с папой поговорил, чтобы тебя пригласили для выполнения научно-исследовательской работы на Дальний Восток от того института, который я буду там возглавлять“.

А у меня в это время была экспедиция в Забайкалье — 150 человек. Я искал там полезные ископаемые, строил дороги, проводил первые изыскания и писал заключения, что будет, что не будет. А одновременно-то я был еще профессором! А одновременно я был партийным работником, таким, на которого навешивали одно дело, другое, и попробуй не сделать! Тогда ты тут же вычеркиваешься! Ну, а Андрей мне говорит: „Поехали, Юрк! Ты ж Дальнего Востока не знаешь“, — это он мне говорит. А он как будто его в это время знал! Разве можно мне было оставить Забайкальскую экспедицию: 7 партий, в каждой по 15–20 человек? И надо было выбивать деньги, машины, горючее, и самолеты еще летали над нами — „аэровизуалка“ была, мы все это делали…

И Андрея бросить мне тоже было нельзя! Какое имя для меня тогда была Академия! Я думал, там одни гении. А потом узнал, что надо сперва стать директором института, и тогда тебе дадут академика. И мне так предложили. Поезжай, будешь тащить на себе Дальневосточный филиал, а дадут тебе авансом только членкора.

Однако в это самое время Андрей Петрович поговорил с отцом. Что вот на факультете есть такой великий Марков, который на самом деле — и я подтверждаю и подписываюсь всеми своими руками — был удивительный человек, представитель Ленинградской школы географии, он стал деканом нашего факультета в 1945 году.

Географические школы Москвы и Ленинграда были изначально разными и соперничали. В Питере и