Все время пути на другой берег Штарнберг-зее они молчали. Несмотря на осеннее солнце, вода казалась тяжелой, свинцово-черной и клейкой. Господин Мюллер углубился в свои воспоминания, в свою старость, Боян понял, что они вообще не будут обсуждать сделку, которую он до трех часов ночи так тщательно обдумывал. Миллиардер действительно пригласил его всего лишь на обед. Но зачем? Они приплыли в типично баварскую корчму, по ценам в меню Боян понял, что это головокружительно дорогой ресторан. Им был накрыт столик на террасе, в меню входил и вид на сурово темнеющие воды озера. Столик тут же окружили официанты, которые, кажется, как лебеди, тоже хорошо знали господина Мюллера и радовались его появлению. Себе он заказал зеленый салат, ассорти из французских сыров и стакан минеральной воды. И все. Очевидно, он пришел сюда не есть, а сказать Бояну что-то важное. Сидел и, улыбаясь, жмурился на солнце. Отдыхал. А в редкие паузы между порывами ветра издавал свои характерные шуршащие ломкие звуки.

— Это уютное заведение любил посещать Томас Манн, — серьезно проронил господин Мюллер. — А там, — он неопределенно кивнул в сторону пологих холмов, по которым карабкались баварские хижины, — он написал свою «Волшебную гору».

Бояну было не до Томаса Манна, но он бойко поддержал разговор на эту тему. Еще в гимназии он прочел все его романы и любил этого писателя, величие его образов и мощное воображение.

— В «Будденброках», — бесцеремонно прервал его господин Мюллер, — Томас Манн утверждает, что первое поколение капиталистов безудержно зарабатывает деньги, второе бросается в политику, третье генерирует высоко интеллектуальный потенциал, а четвертое, как правило, деградирует…

Кто знает почему, Боян воспринял этот тезис как вопрос, адресованный ему лично.

— У нас в Болгарии происходит какой-то странный патологический симбиоз первого и четвертого поколения, — он нервно хихикнул, терзая полусырой бифштекс «с кровью». — Наши капиталисты-нувориши делают быстрые и немалые деньги, и сразу же деградируют. Они не в состоянии выдержать…

Господин Мюллер снова уставился на него своими немигающими блеклыми глазами, словно осознавая, что имеет дело с существом разумным.

— Наверное, Томас Манн прав, — без тени ехидства заметил он, — но я уже седьмое поколение предпринимателей…

— Я вас не понимаю, — Боян был не в состоянии скрыть свое раздражение, нож и вилка боролись с жилистым мясом у косточки.

— Господин Тилев, вы третий болгарский бизнесмен, с которым я имею честь быть знакомым, — педантично уточнил господин Мюллер. — Эту сделку с казахстанским хлопком на куда более выгодных условиях до вас мне уже предлагал господин Пашев. В прошлом году он сопровождал вашего премьера в ходе его визита в Германию.

«Снова Илиян, вот гад, — Боян почувствовал, что краснеет от злости, — хорошая реакция, обошел на повороте, скотина, но вот в Томасе Манне не разбирается».

— Почему вы не приняли его предложение, господин Мюллер?

— Я попытался вам это объяснить у себя в кабинете, но вы меня не поняли. Поэтому я пригласил вас сюда. И ваш первый коллега, и господин Пашев, и вы, уважаемый господин Тилев, предложили мне чрезмерно, я бы даже сказал, угрожающе выгодные условия сделки.

— Не вижу в этом ничего подозрительного, — скудоумие этого баварца, его надменная тупость почти вывели Бояна из себя. Он почувствовал, что вскипающий гнев начинает затмевать красоты окружающего их пейзажа, нож звякнул о тарелку с безвкусным полусырым мясом.

— Вы стремитесь форсированно провернуть одноразовую выгодную сделку. А бизнес делается не форсированными методами, а порядочностью, — скрипучим, как у механической куклы, голосом проскрежетал Мюллер, — не одноразово, а из поколения в поколение. Бизнес, господин Тилев, это способ продать как можно более качественный товар или услугу за минимальную цену. Тогда прибыль распределяется справедливо, к удовольствию и того, кто продает, и того, кто покупает. Бизнес, он как выдержавшая все испытания долгая любовь, а вы предлагаете флирт или, что еще хуже, однократный оргазм и расставание, — господин Мюллер смахнул крошки с одежды. — Как бы это сказать… бизнес — это не хитрость, не увертки; доверие проверяется временем, вот почему люди, связанные бизнесом, называются партнерами.

Он молча доел свой сыр. Боян оторопел — этот старикашка пытался внушить ему чувство вины. Унизить или, что еще обидней, залезть к нему в душу и, вывернув ее наизнанку, вытащить на свет божий его стыд. «Стыд?!» В первое мгновение это слово показалось ему непонятным, просто незнакомым. «А ведь мне и в самом деле стыдно!» — неожиданно понял он. И лицо его снова запылало. Но уже по другой причине. Боян раскурил сигару, чтобы спрятаться за ее густым дымом и пряным ароматом.

— Я люблю свою страну, — слишком громко произнес он, — но сейчас в Болгарии царит такая анархия… кромешная, беспросветная анархия…

— Никто не потерпит анархии, — мягко, с унизительным сочувствием прервал его господин Мюллер.

— Но кто же ее остановит? Наша судебная система распалась, институты власти коррумпированы, партии… наши инфантильные партии, в которые мы вливаем миллионы…

— Вы все еще меня не поняли, господин Тилев, — снова прервал его магнат, — я говорю не о судебной системе, не о партиях…

— О чем же?

— О деньгах, — проронил господин Мюллер.

— Чьих деньгах — моих, Пашева?

Старик протянул руку и легонько коснулся руки Бояна — его пальцы были сухими и холодными, как у мумии.

— О мировых деньгах, о всемирном капитале, — шепотом уточнил царь легкой промышленности Баварии.

Непонятно почему, но только после смерти Генерала Боян в полной мере осознал смысл слов немецкого миллиардера. Сначала он воспринимал деньги как развлечение и занимательную игру, как форму свободы. Почувствовав, что деньги созидают, но могут и разрушать и даже наказывать, он понял, что именно они и есть реальная власть. Но после встречи с Мюллером ему понадобилось время, чтобы уяснить, что по-настоящему большие деньги похожи на живое разумное существо. Оно рождается, крепнет в период своего беззаботного детства, бросается в круговорот безрассудного юношества, копит знания о себе и об окружающем мире и, постепенно отчуждаясь от своего родителя-человека, начинает свою, никому не подвластную жизнь. Чем больше денег, чем более зрелыми они становятся, тем они мудрее и высокоморальнее. Это существо бестелесно, неосязаемо и абстрактно, лишено физических черт, но оно обладает навыками и характером. Оно может расти или дробиться на части, но вот что удивительно, думал Боян, оно всегда тянется к подобным существам. Вот и объяснение народной мудрости: «деньги — к деньгам…» Не к человеку, не к семье, банку или государству… К себе подобному. Деньги дают свободу и власть тому, кто ими владеет, но взамен отбирают независимость. Однажды придя в этот мир (даже если их владелец промотает их на удовольствия, потеряет в сделке, в азартных играх или просто умрет), деньги продолжают жить. Они перераспределяются, но продолжают существовать, самоорганизовываются в потоки, и эти потоки, уже неподвластные человеческой воле, управляют миром. Одни большие деньги, другие большие деньги, третьи большие деньги, их тайная организация, их подлинное и нерушимое масонство, невероятный разум денег водворят порядок в Болгарии.