— Господин майор, тут земля разворочена и камень перевернут!.. Вот куда лазил Хромой!

Действительно, слева от входа в башню, за каменной оградой, виднелся свежий, не засыпанный раскоп. Бифштекс наклонился. Он поднял с земли толстую ветку и стал разгребать рыхлую землю. Вдруг сердце екнуло: из земли выглядывала человеческая кисть.

Он присвистнул:

— Фьюить! Эй, чудо-богатыри, идите сюда, разгребайте землю.

Хрубеш, увидав торчащую из земли руку, страшно побледнел, зашатался. Но он пересилил себя, ладонями стал с лихорадочной поспешностью расчищать землю. И когда обнажилась женская голова, пораженная трупными изменениями, дико вскрикнул, начал кататься по земле: он узнал Хелен!

Несчастный бессвязно причитал:

— Кто тебя?.. За что?.. У-у-у!..

Он не желал отходить от трупа, несколько часов никого не подпускал к Хелен. Его увели домой лишь в полночь. Хрубеш шел и без конца повторял:

— Это сделал Хромой! Убил Хромой!..

* * *

При осмотре трупа местным врачом в затылочной части черепа было обнаружено повреждение, которое послужило причиной смерти и характер которого говорил о том, что оно сделано острым продолговатым предметом, то есть лопатой.

Бифштекса мучили вопросы: зачем Хелен ночью пришла сюда? Кому понадобилось ее убивать? Почему она взяла из оранжереи лопату, которая, вероятно, и стала орудием преступления?

Ответа на эти вопросы не было.

Бифштекс выхлопотал разрешение похоронить Хелен там, где она была найдена. Казалось, что все четырнадцать тысяч жителей, включая младенцев, пришли хоронить невинно убиенную.

Отцы города не только не возражали против захоронения на Смотровой площадке, но даже были довольны. Они рассуждали: после войны количество туристов, желающих взглянуть на могилку несчастной влюбленной, резко возрастет.

И они оказались правы.

Охотник за сокровищами русский конногвардеец Иван Гаврилович Кашин, он же австрийский рядовой Мюллер, сидел на кухне и спокойно вкушал завтрак с красивой хозяйкой. Они уже выпили бутылочку местной бехеровки и собрались выпить еще. Гость успел безумно влюбиться в чешскую красавицу и с искренней страстностью захмелевшего гусара убеждал:

— Власта, я в вас влюблен до гроба! Я создам вам райскую жизнь! Вы, драгоценная, когда-нибудь были в Петербурге? Это чудный город, в мире второго такого нет. Я… — понизил голос, посмотрел на открытое окно, — я сказочно богат, я куплю для вас дворец на Невском проспекте, у вас будут толпы слуг. Я… я буду целовать ваши ножки. Вы богиня! Вот, в залог моей любви, для вас маленький… маленький… — Он с трудом вытащил из брючного кармана аграф — застежку, усыпанную чудовищными изумрудами и бриллиантами.

Топальцева воскликнула:

— Это настоящее? Нет, не верю…

Гость снисходительно усмехнулся:

— Вы, божественная, положите застежку на ладонь, в ней не меньше двух фунтов бриллиантов и золота. А изумруды вообще бесценны… Скажу по секрету: это сокровища русских царей. Я был сюда командирован за ними, а отыскал главное сокровище — вас. Наденьте на себя. Ах, загляденье просто!

Женское сердце легко устоит от подарка, но от хорошего подарка — никогда. Во всяком случае, новейшей истории такие случаи неизвестны. Топальцева благодарно и счастливо улыбнулась:

— Боже мой, какой вы галантный мужчина! Вам не посмеет отказать ни одна женщина в мире… Допивайте скорее чай, вам надо перед дальней дорогой отдохнуть.

— Да, поезд отправляется в одиннадцать тридцать. Но отдыхать я буду только с вами, загадочная вы моя!

— Конечно, конечно…

— Клянусь честью, после окончания войны я вернусь в Карлсбад, я паду на колени перед вами, Власта! Чаровница!

Они прошли в спальню. Охотник за сокровищами быстро разделся и страстно произнес:

— Обнимите меня…

Власта с охотой исполнила пожелание кавалера, как в этот неподходящий момент в прихожей застучали ноги, в спальню ворвались полицейские. Один — с отвратительной лошадиной физиономией — бросился на Кашина. Тот с кавалерийской ловкостью увернулся, схватил стоявшую рядом трость и массивным серебряным набалдашником стукнул нападавшего в его узкий лоб.

Удар получился столь сильным, что хрустнула, кажется, лобная кость. Однако нападавший Хрубеш лишь испытал прилив звериной ярости. Он набросился на Хромого, повалил его на пол и стал топтать сапогами.

Кашин лежал без сознания, беспомощно раскинув руки. Правое око его выкатилось из глазного яблока и висело на сосудах и нервах, по щеке струилась кровь.

Бифштекс с яростью оттолкнул Хрубеша:

— Ты совсем одурел? А если убил? Кто будет давать показания?

Хромой слабо застонал, пошевелился.

Бифштекс с облегчением перекрестился.

— Живой! — Повернулся к Топальцевой: — Где мешок, который этот, — ткнул ногой лежавшего, — притащил ночью домой?

Трясущаяся от страха, пытаясь простыней прикрыть свою наготу, Топальцева указала на пустой мешок, лежавший в прихожей на бочонке с медом:

— Вот он!

Бифштекс заглянул в мешок и сурово свел брови:

— Где содержимое?

— Я не видела никакого содержимого…

Вдруг Бифштекс от радости затрясся:

— А что это у вас на комоде лежит, любезная? Пражский королевский музей ограбили?

Топальцева кивнула на Кашина:

— Это его подарок мне, но я, право, не просила…

— Это краденое! — Бифштекс повернул бычью шею к Мареку: — Внесешь в протокол обыска! — И хитро подмигнул, пряча застежку в карман.

Марек понял правильно: «В протокол не вносить!

Такая драгоценность в хозяйстве пригодится!»

Бифштекс уже деловым голосом сказал:

— Госпожа Топальцева, укажите ценности, добытые преступным путем! И тогда мы вас, может быть, освободим от сурового наказания.

Та отрицательно помотала головой:

— У меня никаких ценностей нет…

Бифштекс повернул бычью шею к подчиненным:

— Искать!

Полицейские рассыпались по дому.

Искали повсюду. Обшарили кухню, спальню, гостиную, кладовую, чердак. Осмотрели сарай. Рылись в ящике для золы, заглянули в жерло печи. Отодрали подоконники, выдернули цветы из горшков — пусто! Залезли в погреб, протыкали грунт острыми штырями — и тут нет ничего.

Хрубеш, морща нос, исследовал ватерклозет — пусто!

День в багровом закате кончался.

Марек, которому смертельно хотелось есть, предложил: