что нужда в ресурсах, даже не столь больших, а в тех, каким располагали большевики (речь идет о десятках), была жесткой необходимостью. «Что же касается большевистской, так называемой Красной Армии, ее нахождение как гостьи в наших пределах С. К. Эмиратства нахожу пока возможным, — заявил Арсамукаев, — однако, при условии, если Начальник Красной армии Гикало найдет непременным условием свое полное подчинение правительству С. К. Эмиратства. В случае бы, если Гикало пожелал оставаться на территории нашего Эмиратства будучи свободным в своих действиях, то в этом случае, если Гикало пожелает подчиниться правительству С. К. Эмиратства, то тогда его и его армию считать нашими друзьями, по очистке земли нашей от реакционеров. То тогда Гикало и его армию рассматривать как остаток Советской власти, пришедших к нам на помощь. Гикало обязан подчиниться нам, а в противном случае вопрос об обезоруживании Гикало и его армии остается открытым»[819]. То есть, говоря недвусмысленно, Гикало предоставляется выбор: подчиниться или разоружиться. Гикало выбирает первый вариант.

Был создан главный штаб армии. Часть оружия, в виде пушек например, чеченцам осталась от русских, которые до февраля 1918 года дислоцировались в регионе. В крепости Ведено было 19 орудий (по другим данным, там было 21 трехдюймовое орудие, 2 шестидюймовых тяжелых орудия, 2 горных орудия[820]), хотя и устаревшего образца, но все же обеспеченных боевыми запасами, 15 пулеметов, свыше 100 тысяч винтовочных патронов и много гранат, а также берданок и трехлинейных винтовок[821]. После осады крепости чеченцами гарнизон согласился оставить все вооружение в обмен на беспрепятственный проход до станции Гудермес. Это на первое время снимало вопрос вооружения добровольцев.

В структуре эмирата был создан военно-бюрократический и административный аппарат: градоначальник, начальник, губернатор (к примеру, губернатором шатоевским был Ахматуко Тесаев[822], после него стал Магомед Шерипов[823]), начальники округов, участковые начальники и сельские старшины, жандармерия. Губернаторств было всего семь. География губерний (Андийская, Веденская, Итум-Калинская, Шатойская, Грозненская и две Ингушских (Первая и Вторая) показывает, что Узун-хаджи не претендовал на территорию, на которую формально распространялась власть Совета обороны в Дагестане.

Дипломатия эмирата была направлена на поиск временных союзников в противостоянии с деникинцами. Не оказалось проблемой найти общий язык с меньшевистской Грузией, которая не могла не видеть, что Горское правительство, эмигрировавшее в Тифлис, все больше опирается на Дагестан, в то время как другие части Горской республики, находившиеся под оккупацией Добровольческой армии, остаются вне его компетенции. Тот факт, что и командующий Грузинским легионом Л. Кереселидзе активно взаимодействовал с шейхом, свидетельствует о тесной кооперации Грузии и Узун-хаджи в этот период[824].

Малоизученным остается факт активного сотрудничества эмирата с немецкими офицерами. Появившись в Грузии в августе — сентябре 1917 года, они внимательно следили за всем, что происходит в регионе. Прибыв в эмират к шейху Узун-хаджи, немецкие офицеры нашли у него полное понимание и поддержку. Например, они помогли в создании армии, в устройстве военного образа жизни населения[825]. К примеру, комендантом села Шали был назначен именно немецкий офицер фон Морах. Сохранился приказ, выпущенный им 11 октября 1919 года для жителей села Шали. В приказе определяется, что в селе все должно быть подчинено порядку, учитывающему, что в регионе введено военное положение. Все, кто выступает против Узун-хаджи, объявляются фон Мерахом врагами и будут наказаны. Без разрешения коменданта не разрешается покидать село или въезжать в него. Запрещается ездить в Грозный (находящийся под контролем Добровольческой армии). Всем офицерам, прибывающим в село, приказано представляться военному коменданту. В селе вводится комендантский час с 9 вечера до 5 утра. Объявляется хождение всех денег, за исключением советских рублей, денежных банкнот Дона. Под запрет попадали и «николаевские» деньги[826]. Если помнить, что речь идет о селе в предгорной части, в 30 километрах от Грозного, и одном из самых больших в этой части Чечни, то можно понять, что комендант фон Морах был назначен эмиром Узун-хаджи именно с целью укрепления села, которое стояло на полпути из Грозного в столицу эмиратства Ведено. Более того, кроме немецких инструкторов в районах, контролируемых шейхом Узун-хаджи, были и австрийские инструкторы. Это объясняет, почему английские и французские военные миссии на Кавказе и на Юге России упорно игнорировали эмиратство Узун-хаджи.

Непростыми были отношения шейха с местным мусульманским духовенством. К примеру, в конце сентября 1919 года, после отказа кадия села Шали признать власть эмирата и прекратить какие-либо контакты с Добровольческой армией, он повесил его на центральной площади, а еще четырех мулл из этого же села за поддержку кадия посадил в тюрьму[827].

Не все селения были готовы признать власть Узун-хаджи на фоне сильной армии генерала Деникина. В ответ на это армия Узун-хаджи обстреливает из пушек село Бердыкель, что находилось всего в 8 верстах от Грозного. Со слов В.-Г. Джабагиева, обстрелу подверглось и село Шали.

Конечно же, вспоминая о эмирате Узун-хаджи, никак не нельзя не отметить личность, ставшую не менее популярной именно благодаря эмирату: Иналук Арсланакаев, выходец из горного общества Дышни, что на юге Чечни. Его отец, Уц-хаджи Арсанукаев, постарался дать своим детям хорошее образование в высших учебных заведениях Российской империи. Будущий визирь эмирата выбрал военную стезю, но с юридическим уклоном, для чего поступил в военное училище в Тифлисе. Сам Иналук Арсанукаев в своих обращениях представлял свое учебное заведение как «военно-юридическую академию»[828]. После окончания Тифлисского училища он был направлен на службу в качестве пристава в Ереван. Приблизительно в 1905–1906 годах он возвращается на службу в Тифлис, где женится на княжне Екатерине Сумбатовой (Сумбаташвили). С началом Первой мировой войны он уходит на фронт и на Кавказском фронте, будучи раненным, попадает в плен к туркам. В плену он провел несколько месяцев, пока не был освобожден. Проживая в Стамбуле, он женится на красавице Меседе, с которой и возвращается в Чечню в 1919 году. В период его пребывания в Стамбуле он сумел не просто реабилитироваться в глазах турок как воевавший против них в составе российской армии, но и добиться личных контактов на высшем уровне, в том числе с султаном Османской империи.

Из документов французского посольства узнаем, что он имел хорошие контакты и с его представителями[829]. Их благожелательное отношение к нему свидетельствует о том, что он умел подать себя как собеседника нейтрального, незаинтересованного и не примкнувшего к той или иной