Тэмсин сидела по-турецки на матрасе рядом с Аной, хотя Ана понятия не имела, сколько времени подруга тут находится.

– Именно тогда люди видят, что их на самом деле ждет, – сказала Тэмсин. – Психиатры знают, что надо быстро начинать лечение. Просто чтобы навязать тебе рутину, показать тебе твое место. Ты меня слушаешь, Барбер?

Ана наблюдала за призрачными фигурами в дверном проеме. Привидениям и то лучше, чем этим девушкам. Здесь тело запирают в ад психушки, а душу разламывают на кусочки и разбрасывают по прошлому.

– А вот ты, – продолжила Тэмсин, – ты вернулась после своего первого раза в аквариуме, как будто после бодрящей пробежки в парке. – Она ухмыльнулась. – Ты всегда была немного странная. Отчасти поэтому мы с тобой и подружились: я, самая бедная девочка в Общине, чьи родители едва сводили концы с концами, и ты, тихая, оставшаяся без матери деревенщина. Я всегда гадала: а если бы у тебя были нормальные родители и тебя не обучали бы дома – ты была бы такой, как все остальные? Теперь я знаю ответ. Не была бы. Ты другая, Ана. За всю десятилетнюю историю анализа на Чистоту ты оказалась единственной, кому Коллегия повторила анализ, – не считая тех людей, которым их прошлось переделать после того, как твой папа выкрутился. А когда выяснилось, что у тебя спящая Большая Тройка, тебе дали отсрочку до восемнадцатилетия и официально нарушили правила насчет Чистых и Психов, чтобы вы с Джаспером смогли обручиться. А потом ты пришла сюда, чтобы найти его. – Тэмсин расхохоталась. – А я-то привыкла думать, что из нас двоих это я неуправляемая!

Она пристально посмотрела на Ану, проверяя ее реакцию.

– Самое важное – это выдержать лечение, – добавила она. – Как только его заканчивают, тут не так уж и плохо. Если только не подсядешь на пилюли.

Ана попыталась шевельнуться, что-то сделать, что-нибудь сказать, но казалось, будто жизнь из ее тела ушла.

– Эй! Помнишь, как мы присматривали за кошкой для какой-то приятельницы твоего отца и перед нами захлопнулась входная дверь? Нам пришлось ломать почтовый ящик, чтобы снова туда попасть.

В Ане зародилось какое-то смутное ощущение. Чувство, которое она почти забыла. Простое удовольствие от того, что сидишь с подругой, которой ты можешь доверять, которая умеет тебя рассмешить.

– А помнишь, как мы в то лето пробрались на хайгейтскую площадку для гольфа, разделись до трусиков и переплыли озеро, проверяя правдивость слухов о том, что из Общины можно выбраться, не проходя через КПП?

Ана вспомнила, как воняло от стоячей воды. У нее в ушах зазвенело эхо их давнего смеха.

– Именно благодаря таким вещам здесь и можно держаться.

«Нет, – подумала Ана, – именно благодаря таким вещам здесь становится невыносимо».

Холодная рука стиснула ей подбородок и повернула голову так, чтобы она смотрела прямо в глаза Тэмсин.

– Ана, пожалуйста! Не сдавайся. Иначе ты уйдешь. Я такое видела. Я видела такое сотни раз. Спецтерапия – это самое страшное. Тебе осталось продержаться еще всего пару дней.

Ана моргнула: ей вдруг вспомнилась Хэлен. Сегодня утром Хэлен пришлось ехать в аквариумы одной.

– Хэлен вернулась?

Тэмсин отпустила подбородок Аны.

– Та девчонка, которая вчера за тобой таскалась?

Ана кивнула.

Тэмсин пожала плечами и чуть отодвинулась.

– Как это?

– Нет, – ответила Тэмсин, – она сегодня не вернется.

У Аны в груди возник тугой ком тревоги.

– Почему?

– По слухам, когда ее привезли к аквариумам, она совсем сбрендила. Дивная доктор Кашер все равно ее туда запихнула. Я слышала, ее пришлось реанимировать, так что, наверное, ее отвезли в больницу и будут сутки наблюдать. Ты удивишься, узнав, насколько часто здесь такое происходит. – Тэмсин чиркнула еще одной спичкой. – А может, и не удивишься. Но обычно они возвращаются. Рано или поздно.

Ана воззрилась на свою давнюю подругу. Ей было трудно поверить, что она действительно та, о которой она столько думала и по которой так отчаянно скучала последние семь месяцев. Та, с которой она когда-то не расставалась ни на минуту, когда им было по четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет.

– Ты исчезла, – сказала она.

Свободной рукой Тэмсин провела по виноградной лозе, наколотой у нее на шее.

– Не нарочно, – со смехом ответила она. Однако горечь, прозвучавшая у ее в голосе, была похожа на полосу прочного металла в бетоне. – Как-то раз, вскоре после того, как твой папа отправил тебя на лето за город, я выбралась из Общины. Мне всегда хотелось попасть в кино. Помнишь? – На ее бледных губах появилась искренняя улыбка. – Помнишь, как я мечтала стать актрисой? Короче, я оказалась в Ист-Финчли: покупала ириски в ларьке, торговавшем всякими сладостями, а мимо шла мамочка с двухлетним малышом. Он начал плакать, потому что ему хотелось конфет, а у нее на них не было денег. Упал на тротуар, начал лягаться, орать, бить кулаками. Обычная детская вспышка гнева. Но тут появился психпатруль. Мать запаниковала. Скоро она уже тоже лягалась и вопила. Какой-то здоровенный мужик заломил ей руки за спину. Тип в белом халате воткнул в нее иглу. Я не могла просто стоять и смотреть… – Тэмсин замолчала. В слабом свете Ана увидела на глазах у подруги слезы. – С тех пор я здесь. От моих никаких весточек не было. Патруль забрал мое удостоверение личности. Я слышала, что за удостоверение Чистого в некоторых кругах можно получить целое состояние. Сначала я пыталась объясниться с психиатрами, но это было бесполезно. Чем упрямее я настаивала на своем, тем больше спецтерапии мне прописывали.

Ана навоображала себе про исчезновение Тэмсин множество самых странных историй, но ничто не могло сравниться с реальностью.

– Но что они сделали с твоими родителями и братом? Как они помешали им обратиться к смотрителям? Как их могли заставить уехать из Общины?

– Уехать?

– Когда я вернулась домой к началу учебного года, – объяснила Ана, – вся твоя семья исчезла. В магазине твоего папы торговал кто-то другой. Я чуть ли не всех успела спросить, куда вы все подевались, но мне ответили только, что твоя семья переехала.

Тэмсин прижала ладонь ко лбу.

– А я все гадала, почему никто не приходит, – проговорила она.

У нее задрожали губы. Она сунула кулак в рот, но у нее все равно вырвалось рыдание.

Печаль нахлынула на Ану, словно волна. У нее начали зудеть щеки, и только тогда она поняла, что они намокли от слез.

Тэмсин судорожно глотала воздух. Она зашмыгала носом, безрезультатно пытаясь успокоиться.

– Твой папа знает, что ты здесь? – спросила она.

– Ага.

– Вот дерьмо!

Ана плакала и смеялась одновременно. Протянув руку, она сжала пальцы Тэмсин. Они сидели рядом, больше не пытаясь справиться с судорожными вздохами и рыданиями, которые сотрясали их тела. Спустя минуту Ана вытерла нос тыльной стороной свободной руки.