— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Рэтлит; пару раз, когда на него нападал неразговорчивый стих, а мне хотелось поговорить, я, пожалуй, рассказал ему слишком много. — Ну так для меня возведи это в куб, папаша. Вот до какой степени я чувствую себя в ловушке!

Я засмеялся, и Рэтлит снова показался мне очень юным.

— Пойдем погуляем, — предложил я.

— Угу. — Он встал; ветер перебирал нам волосы. — Я хочу повидать Алегру.

— Я тебя провожу до авеню G. Потом пойду спать.

— Интересно, что Алегра думает обо всем этом? Я нахожу ее весьма хорошей собеседницей, — сказал он, будто древний мудрый старец. — Не хочу тебя обидеть, но ее жизненный опыт несколько свежее твоего. Ты не можешь не признать, что ее мировоззрение более современно. Кроме того, она старше.

Ну, старше, чем Рэтлит, во всяком случае. Ей было пятнадцать.

— Мне кажется, она не переживает, что стеснена границами галактики. Возможно, стоит брать с нее пример, — сказал я.

По мнению Рэтлита, Алегра превосходила меня в нескольких аспектах. Люди моего поколения если и становились наркоманами, то ближе к двадцати годам или уже после двадцати. Алегра же родилась с наркозависимостью — ей необходимо было получать в сутки триста миллиграммов какого-то экзотического препарата, сочетающего психоделические свойства мощнейших галлюциногенов с аддиктивностью сильнейших депрессантов. Я мог ей только посочувствовать. Наркоманкой была мать Алегры, и зависимость от препарата передалась плоду через плацентарный барьер. Обычно такое правят прямо при рождении — достаточно пары полных переливаний крови. Но Алегра оказалась также телепатом с мощнейшей проективной способностью. Она транслировала все чудовищные муки рождения и все блаженство своих младенческих галлюцинативных грез и совершенно оглушила врачей; они дали ей препарат. С тех пор Алегра каждый день без особого труда раздобывала очередную дозу.

Однажды я спросил Алегру, когда она впервые услышала о золотых, и она рассказала мне страшную историю. Многие золотые возвращались из кластера Тибр-44 в состоянии шока. Душевное равновесие золотых очень хрупко, и порой даже небольшие неприятности могут оказаться для них губительными. В общем, правительство, которое спонсировало импорт микро-микрохирургических инструментов с какой-то планеты в той галактике, решило защитить свои интересы и наняло Алегру, тогда восьмилетнюю, в качестве психиатра-психотерапевта. «Я помогала золотым конкретизировать и проработать фантазии. Всего через пару часов они приходили в себя — становились прежними, злобными и глупыми. А ведь некоторые попадали ко мне почти приятными в общении людьми». Но пациентов было слишком много: проективные телепаты редки. Поэтому работодатели начали урезать Алегре дозу препарата, чтобы заставить работать больше, а потом вознаграждали ее повышенной порцией. «До того я еще могла бы бросить. Но когда эта работа закончилась, я уже нуждалась в дозе вдвое больше прежней. Они загнали меня в точку невозврата — теперь, попытайся я слезть, это меня убьет. Но до того я точно могла бы бросить, Вайм». Ага. В восемь лет.

Ах да. Алегрин наркотик привозят золотые из галактики Рак-9, и бо́льшая часть его идет через Звездную Станцию. Алегра потому и приехала сюда, что здесь легче доставать нелегально ввозимые вещества и купить их можно за гроши — если они вам нужны. Золотые не употребляют наркотиков.

Мы с Рэтлитом шли, удаляясь от Края, и ветер постепенно слабел. Рэтлит начал насвистывать. На авеню К первый фонарь оказался разбитым, и вся улица была как черный тоннель.

— Рэтлит? Как ты думаешь… где ты видишь себя, скажем, через пять лет?

— Тихо, — сказал он. — Я пытаюсь добраться до конца этой улицы без того, чтобы врезаться в стену, споткнуться обо что-нибудь или попасть в какую-нибудь еще катастрофу. Если мы выживем в следующие пять минут, тогда будем беспокоиться о следующих пяти годах.

Он снова начал насвистывать.

— Врезаться в стену? Споткнуться?

— Тише, я слушаю эхо. — И он снова принялся издавать трели.

Я сунул руки в карман на животе комбинезона и шагал тихо, пока Рэтлит изображал летучую мышь. И тут произошла катастрофа, хотя тогда я этого не понял.

В круг света под еще работающим фонарем на том конце улицы вошел золотой.

Он прижимал руки к лицу и смеялся. Звук рассыпа́лся по улице. Пояс съехал на живот, как бывает у совсем опустившихся и нищих…

Тут мне пришло в голову, как лучше его описать. Сходство поразило меня сразу. Он был похож на Сэнди, моего механика, — тот низкорослый, двадцати четырех лет, с мускулатурой как у гориллы и ходит в поношенном рабочем комбинезоне даже вне работы. («Понимаете, босс, я ненадолго к вам. Я не собираюсь жить на Звездной Станции. Подкоплю деньжат и вернусь поближе к центру галактики. А то у вас тут как-то странно, как будто все мертвое. — Поднимает глаза и смотрит через люк в крыше ангара на небо, беззвездное и безоблачное. — Угу. Я только недолго тут побуду». — «Меня это устроит, малой». Как я уже сказал, то было три месяца назад. Сэнди до сих пор у меня работает. И работает хорошо, чего нельзя сказать о некоторых других. И все-таки что-то в нем есть такое…) С другой стороны, у Сэнди все лицо изрыто угрями. И волосы стрижены коротко, как ворс. Если вдуматься, в этом смысле золотой был полной противоположностью Сэнди. Но все-таки что-то в нем было такое…

Он пошатнулся, упал на колени, все еще хохоча, и потерял сознание. Когда мы до него дошли, он молчал. Носком ботинка Рэтлит отвел его руку от пряжки пояса.

Рука упала на мостовую ладонью вверх. Ноготь на мизинце был длиной три четверти дюйма, как у многих золотых. (У Сэнди не только все лицо как лунная поверхность, но и ногти обгрызены до мяса. И все-таки что-то общее у них было…)

— Ты подумай. — Рэтлит покачал головой. — Вайм, что мы с ним будем делать?

— Ничего. Пускай проспится.

— Бросить его тут, где кто попало может прийти и снять с него пояс? — Рэтлит ухмыльнулся. — Я не такая сволочь.

— Ты же мне только что рассказывал, до чего ненавидишь золотых.

— Я плохо обойдусь с любым, кто украл пояс и носит. Такой ненависти заслуживают только золотые.

— Рэтлит, оставь его.

Но Рэтлит уже опустился на колени и тряс золотого за плечо.

— Давай дотащим его к Алегре и выясним, что с ним такое.

— Он просто пьян.

— Не-а. Тогда от него бы странно пахло.

— Ну-ка отойди. — Я взвалил золотого себе на плечи. — Давай шевели ногами. Я думаю, ты чокнутый.

Рэтлит ухмыльнулся:

— Спасибо. Вдруг он преисполнится благодарности и уделит мне малую лепту за то, что я забрал его с улицы.

— Ты плохо знаешь золотых. Но если вдруг, поделишься со мной.

— А как же.

Мы прошли два квартала и оказались у дома Алегры. (Как я уже говорил, Сэнди крепкий парень, но невысокого роста; так что мне было не тяжело.) Мы стали подниматься по лестнице с продавленными ступенями, и на полпути Рэтлит сказал: