— Ну и чего ты добьешься? Он уже понял принцип власти и готов платить чужими жизнями за свое благополучие. Ну, вернешь ты его в родной мир, в его время. Начнет он двигаться к месту декана или ректора, подставляя сослуживцев, подсиживая начальника. Это, конечно, не реки крови в Волхове, но для него разницы не будет никакой.

— Я сотру ему память, — холодно произнес Артем. — Запущу биологические процессы на клеточном уровне назад. Он вернется в то же время, из которого отправился в экспедицию, таким же, как и был.

— Шрам, полученный в морском сражении, исчезнет, — подтвердил Генрих. — И про месяцы, проведенные в темнице Нарвской крепости, он забудет. А вот душа… Верни его хоть в состояние пятилетнего, хоть в утробу матери — он родится и пойдет тем путем, который избрал сейчас. Ты же знаешь, опыт можно приобрести, но нельзя передать. Точно так же его невозможно и отнять. Теперь это уже заложено в его психологическом складе. Главное в своей жизни — каким путем идти — он будет всегда решать сам, сколько бы богов и демонов не вмешивалось в его судьбу.

— Я же говорил с ним, все ему объяснил… Он должен был понять, к каким последствиям приводят жесткие вмешательства — и для того, в чью жизнь вмешиваются, и для того, кто вмешивается.

— А я тебе еще тогда говорил, что затея зряшная, — пожал плечами Генрих. — Человек, готовый к пониманию таких вещей, и сам почувствует опасную черту. Тому же, кто не готов, хоть ежечасно глас с неба давай — не поможет.

— Что же ты предлагаешь?

— Оставь его в покое, — негромко произнес Генрих. — Ему уже было сказано все. Он предупрежден. Пусть пройдет до конца тем путем, который избрал, пусть поймет и увидит все, что с этим связано.

— Хорошо, — произнес Артем и, направляясь к выходу, бросил: — Я все-таки верну его. Пара подставленных ассистентов на университетской кафедре — это все-таки лучше, чем вырезанный Новгород. Для него лучше.

— Артем! — голос Генриха хлестнул, как плетью. Артем остановился и обернулся.

— Думаю, ты помнишь, что мое положение в иерархии выше твоего, — размеренно произнес Генрих.

— Помню.

— Так вот. Своей властью я запрещаю тебе возвращать этого человека в его время. Он сделал свой выбор. Пусть изопьет эту чашу до дна.

— Неподражаемая красота, — Абэ глубоко втянул в себя утренний воздух. — Воистину, сами боги дали нам сакуру, чтобы в земной суете мы помнили о величии небес.

— Земная суета и красота небес в душе человека, Абэ-сан, — негромко отозвался Басов. — Мы сами выбираем, что хотим увидеть и как жить.

Говорил он по-японски уже достаточно четко, не без акцента, но прекрасно владея интонациями. Абэ изумленно посмотрел на умиротворенное лицо собеседника.

— Не ожидал таких слов от гайдзина[25], — неспешно произнес он. — Впрочем, простите, — человек, получивший печать[26]от такого наставника дзен, как настоятель храма в Эдо, гайдзином не может быть назван.

— Тогда в чем же смысл прихода Бодхидхармы с запада? — улыбнулся Басов.

— В цветении сакуры, — эхом отозвался Абэ[27]. Собеседники снова погрузились в созерцание. Они сидели на деревянном помосте, построенном в центре сада, принадлежащего Коро Абэ, одному из известнейших самураев, слуги правящего дома Нобунага. Оба они были облачены в традиционные японские одежды — хакамы и хаори[28]. За поясом у каждого было по длинному изогнутому кинжалу, а вокруг бушевала стихия цветущей сакуры.

Время, казалось, перестало существовать для обоих мужчин, погрузившихся в созерцание нежнейших цветков, чарующих изгибов ветвей и молодых листочков. Их дыхание было медленно, глаза полуприкрыты, руки расслабленно лежали на коленях. Возможно, сторонний наблюдатель, увидев этих людей в столь умиротворенных позах, не догадался бы, что они являются великолепными фехтовальщиками, грозными воинами, неоднократно сражавшимися в яростнейших битвах, терявшими многих друзей и убивавшими многих противников.

Время неспешно текло через цветущий сад, где, казалось, навеки поселились покой и гармония. Наконец, когда весеннее солнце стояло уже высоко, Абэ громко и глубоко вздохнул, повернулся на коленях к собеседнику, низко поклонился и произнес:

— Благодарю вас, Баси-сан, что приняли приглашение и оказали мне честь, проделов столь долгий путь, чтобы полюбоваться цветением сакуры в моем саду.

Басов тем же движением повернулся к собеседнику и с поклоном ответил:

— Для меня большая честь, Абэ-сан, быть вашим гостем в этом доме.

— Не соблаговолите ли разделить со мной дневную трапезу?