– Взял отмычки?

– Да…

– Ну вот и покажешь, как ими пользоваться.

– Уверен?

– Давай.

Открывая калитку и заходя во двор, Максим не переживал. Теперь же почувствовал, как глухо бьётся сердце – разносит по телу белёсый туман отрешения. Оступился на расшатанной бетонной плитке. Приходилось контролировать каждый шаг.

Поднялись на крыльцо.

Дверь стояла старая, а вот замок сменили.

– Справишься?

– Дай мне пять минут.

Диме потребовалось гораздо больше. Максим не знал, сколько именно, но ему казалось, что не меньше пятнадцати. Потом замок щёлкнул. Дима рассмеялся. Слишком громко. Значит, нервничал.

Первой, разувшись, вошла Кристина. Конверсы взяла с собой. Сказала, что осмотрит левую часть дома:

– Если глобус правда красивый и дорогой, его могли сохранить. Такие штуки ставят на видное место.

– Ты уверен, что тут никого?

На этот раз Максим не решился звать хозяев. Снял кроссовки. Последовал примеру Кристины – перехватил их за шнурки, будто собрался перейти вброд реку, и двинулся вперёд.

Дима остался на пороге. Стал тщательно обтирать подошву о дверной коврик. Разуться не мог, а наследить боялся.

Максим запретил себе думать о том, как сильно изменился дом. Боялся заблудиться в воспоминаниях. Ведь от старой обстановки почти ничего не осталось. Только эти полки. Это зеркало в кованой раме. Этот шкаф. Трельяж и тумба, теперь перекрашенные и… «Нет! Хватит! Сосредоточься!»

Максим заставил себя идти вперёд.

Прошёлся по гостиной. Ничего не обнаружил. Только старое чёрное пианино «Лира» с расставленными по корпусу фотографиями в рамках.

Заглянул в комнату, где когда-то жил дедушка. Затем в комнату, где жили они с мамой. Бегло осмотрел мебель.

Искал. Не находил.

Вздрагивал, когда скрипели старые половицы. Дышал ртом. Думал, что делать, если придут хозяева.

Почти бегом вернулся в прихожую. Захлопнул распахнутую дверь. Изнутри замок отпирался без ключа. В отчаянии не мог вспомнить, закрыл ли калитку. Нельзя было оставлять её открытой. Это могло привлечь внимание.

– Мы закрыли калитку? – сдавленно спросил Диму, как-то уж чересчур опасливо изучавшего содержимое платяного шкафа.

– Не знаю…

Пришлось обуться, выбежать во двор.

Калитка оказалась закрыта на щеколду.

Здесь ничто не указывало на непрошеных гостей. Только несколько неловких следов на плитке. Дима… Не додумался заранее обтереть подошву.

Максим, взмокнув от бега и волнения, ринулся к сараю. Хотел найти метлу или что-нибудь ещё. Ничего не было. Дёрнул дверь. Закрыта. Думал позвать Диму, чтобы тот вскрыл очередной замок, но потом остановил себя. Заставил вернуться в дом.

– Нужно уходить, – встретила его Кристина.

– Что такое?

– Машинка работает.

– Какая?

– Стиральная. Ещё сорок минут будет стирать.

– Плохо.

Значит, ушли ненадолго. Может, в гости. Или в магазин. Максим отмахнулся от этих мыслей. Они только отвлекали. Теперь уже не снимая кроссовки, вернулся в гостиную.

– Это не тот? – с сомнением спросил Дима.

Он стоял возле зелёного Г-образного дивана с большими стёгаными подушками. У подлокотника – тумба на две открытые полки. На нижней полке – запылённые статуэтки слонов. Малахитовые, деревянные, хрустальные, фаянсовые. На верхней полке – каменная подставка с тремя штырями, на которых восседал шар глобуса. Сейчас он казался не таким большим, как в детстве. Всего-то сантиметров тридцать в диаметре. Это был тот самый глобус. А ведь Максим тут, возле этого дивана, прошёл несколько раз и даже… Хлопнула калитка!

Все замерли. Прислушались.

Шаги. Голоса.

Максима оглушило собственное дыхание. Волнение сковало руки. Он не знал, что делать. Разом стал перебирать все подготовленные варианты и не мог ухватиться ни за один из них. Потом увидел растерянное, испуганное лицо Димы, и волнение разом ослабло. Пришла уверенность.

Подбежал к тумбе. На ходу перекинул свой однолямочный рюкзак со спины на руки. Раскрыл молнию. Втиснул внутрь глобус и подставку. Они едва поместились. Затем подхватил Диму под руку и рванул в ближайшую комнату. Кристина последовала за ними.

Закрыл дверь. Бережно, медленно. Даже чересчур. Обернувшись, увидел, что Кристина открывает окно. Хорошо. Ей не нужно было ничего объяснять.

– Я не смогу, – пробормотал Дима. Потом громче: – Я не смогу!

Оконная рама предательски щёлкнула. Этот звук хлестнул по голове, заставил опять затаиться.

В тишине было слышно, как в замке входной двери лязгает ключ.

– Давай, – Максим кивнул Кристине.

Она торопливо натянула конверсы. Наскоро завязала шнурки.

Вылезла первой.

– Я останусь тут.

– Дима, соберись.

– Нет, нет, нет. Подожди. У меня есть деньги.

– Что?

– Я взял с собой деньги. Я им заплачу. Скажу, что…

Максим не стал слушать. Выхватил у Димы трость и бросил её во двор, в открытое окно. Затем, обхватив самогó Диму, приподнял его над полом и в два коротких шага поднёс к подоконнику. Чувствовал, как тот сопротивляется, неуверенно выставляет руки. Толкнул вперёд. Дима едва ухватился за раму. Максим стал забираться следом, и Диме ничего не осталось, кроме как сползти наружу – зацепившись рубашкой за наличник, он расцарапал спину, но всё же оказался внизу. Кристина тут же всучила ему трость.

Максим постарался по возможности прикрыть за собой окно.

Втроём, пригнувшись, стараясь не шуметь, направились прямиком к забору. К счастью, тот был невысоким, метра полтора.

Протянули через рыхлые грядки череду глубоких следов. Не было времени беспокоиться из-за таких мелочей. Хозяева всё равно обнаружат, что в доме кто-то побывал.

У забора Дима уже молчал. Делал всё, чтобы скорее перебраться на другую сторону, но в итоге провозился тут куда больше, чем возле окна.

Выбрались на улицу, за которой начиналась берёзовая роща.

Заторопились в сторону от Волги. Нужно было сделать крюк и так выйти к остановке.

Шли молча. С дрожью встречали прохожих, прятали от них лица.

Окончательно успокоились только в автобусе.

– Ну дела… – Дима рукавом отирал со лба испарину.

– Прости, что пришлось вот так, – Максим поглядывал в окно.

Боялся, что за ними будет погоня. Прислушивался, не кричит ли поблизости полицейская сирена. Теперь ему даже водитель казался подозрительным. Стоило тому позвонить по телефону, как Максим сразу заподозрил неладное. Паранойя.