В таком язвительном состоянии Максим всегда держал оборону, которую Диме никогда не удавалось пробить.

– Ну хорошо, предположим, Кристина сама себя ударила. Для пущей правдоподобности. Стукнулась об стенку и поехала ко мне.

– Предположение, что Корноухов поступил именно так, тебя не смутило, – тихо парировал Дима.

– Да. И в итоге я оказался неправ. Но подожди, я тебя выслушал. Теперь и ты выслушай меня. Кристина не знала, что картина в Русском музее. Когда я пытался ей сказать об этом, попросила меня молчать, потому что…

– Потому что сама там побывала! А так обеспечила себе хорошее алиби. И приехала к тебе сразу после того, как люди Скоробогатова допросили Шульгу.

– Я просил не перебивать! – Максим с ходу ударил по груше. Она угрожающе наклонилась к стулу, едва не задела локоть Димы. Сам он никогда не бил грушу так сильно. – Я думал, после истории с Корноуховым мы все поняли, что нужно верить друг другу, – продолжал Максим. – Ладно. Если хочешь играть в такую игру, давай. Всё по твоим правилам.

– Это не игра…

– Ты подозреваешь Кристину. Но ведь и тебя самого можно заподозрить.

– Что? – Дима растерянно посмотрел на Максима.

– И Аню! – не успокаивался он. – Достань свою хронику, давай. Ты же всё подробно записал по датам? Ну так посмотри, как интересно получается. В конце января «Старый век» напечатал каталог для предаукционной выставки. Так? Включил туда «Особняк» Берга. А через неделю Аня бросила свой мадридский университет и вернулась в Москву. Якобы соскучилась по Москве. Сомнительное оправдание. И любопытное совпадение, не находишь? Может, её прислал Скоробогатов? У него бизнес как раз в Испании! Взял её к себе на работу дизайнером. Ведь в строительных компаниях работают дизайнеры, так? И вот Аня приехала ко мне в Клушино. Видишь ли, я заступился за какого-то там парня в столовой, Аню эту впечатлило, маска ей понравилась и всё в таком духе. Помнишь? Может, это она так пыталась втереться ко мне в доверие?

Дима испуганно посмотрел на Аню. Знал, что Максим в запальчивости делает ей больно. Он умел уязвить человека. Дима уже готов был немедленно рассказать про глобус, только бы заставить Максима замолчать. Пусть всё забирает и уезжает. Это зашло слишком далеко.

– Нет уж, подожди, дай мне договорить, – Максим увидел, что Дима хочет его перебить. – Тут ведь самое интересное начинается. Мы же играем в подозрения. Всё по твоим правилам. Мама в октябре прошлого года забрала «Особняк» у подруги и передала Абрамцеву для продажи. Так? И смотри, какое совпадение. Именно в октябре ты вдруг исчез. На целый месяц! И никому ничего не сказал. И теперь продолжаешь исчезать. Вроде бы ни с кем не общаешься, но по вечерам вдруг пропадаешь. До тебя не дозвониться. А когда тебя спрашиваешь, ты говоришь, что у тебя дела. Так, может, ты тоже работаешь на Скоробогатова? Может, вы оба на него работаете? И по вечерам заглядываете к нему в контору – попить кофейку и отчитаться. А теперь вот решили поссорить меня с Кристиной. Чтобы мы вновь действовали порознь. Логично? И согласись, тут улики покрепче размытых фотографий.

Дима не мог пошевелиться. Вцепился в спинку стула так, что онемели пальцы. Смотрел в пол. Чувствовал, как колючим теплом подходят слёзы, и все силы сосредоточил на одном усилии – не заплакать.

Это было ужасно. Даже Аня молчала. Больше не пыталась говорить что-то примирительное.

Максим какое-то время ходил по комнате. Несколько раз ткнул грушу, затем сел на ковёр и упёрся спиной в стену. Кажется, ему самому было паршиво после всего, что он наговорил.

– Прости. Я… я только хотел сказать, что всегда можно подозревать друг друга. И это ни к чему не приведёт. Мы лишь разругаемся.

Ему никто не ответил.

В тишине было слышно, как на кухне шумит микроволновка.

Становилось душно, но Дима не хотел открывать окно и пускать сюда гул Ленинградки.

Чувствовал, как в груди ворочается едкая липкая обида. По рукам шёл холод. Кончики пальцев покалывало. Так бывает, когда заболеваешь. И Дима с жадностью тянулся к этой обиде. Она придавала ему силу. Теперь знал, что не уступит. Будет до конца держаться своей правоты.

– Ты, Ань, спрашивала, есть ли у меня девушка. – Дима прикрыл глаза, потому что не хотел никого видеть. – Так вот, девушки у меня нет. Может, никогда и не будет, если только не встречу такую же калеку, как и я.

– Дим…

– А в прошлом году мне вдруг показалось, что у нас с Алиной что-нибудь получится. Ты её не знаешь. Мы вместе учимся. И она… теперь встречается с Артуром. И я рад за них. Но тогда я подумал… Людей по-настоящему объединяет ситуация. А какую ситуацию я могу предложить? Алина любит велосипеды. Они ведь с Артуром так и сошлись. Я видел это. Наверное, сам виноват… Мы полгода общались, а я даже не попытался… А когда увидел их вместе, решил доказать себе, что ещё могу вести нормальную жизнь. Знаю, глупо, но тогда мне это показалось важным. Нестерпимо важным. Срочно доказать! И я взял напрокат велосипед.

Максим и Аня молчали. Не пытались его перебить. Дима и не позволил бы им. Торопился закончить начатое:

– Ты ведь помнишь, я раньше любил кататься. И тут сумел обмануть себя. И ведь мне нужно было непременно разогнаться. По-настоящему. Так, чтобы ветер гудел в ушах! Мне было больно, но я всё равно крутил педали. Что случилось дальше, ты знаешь. Я влетел в машину. Не сумел затормозить. Она выехала из арки. И если б я подъехал на секунду раньше, то как раз угодил бы под колёса. А так только врезался в неё и перелетел через капот.

Дима открыл глаза и посмотрел прямиком на Максима.

– В октябре я лежал в больнице. Пришлось делать ещё одну операцию на ноге. Под общим наркозом. Если ты не заметил, я с тех пор больше хромаю.

– Я этого не знал, – тихо ответил Максим.

– Ты и не спрашивал.

– Я звонил тебе. Ты был недоступен.

– И ни разу не пришёл.

– Думал, ты хочешь побыть один. Мало ли что там у тебя.

– Мало ли… – Дима усмехнулся. Почувствовал, как по щекам катятся слёзы. Не скрывал их. Пусть смотрят, как он плачет. Так даже лучше.

– Не хотел вмешиваться.

– А иногда нужно вмешаться.

– Ты же сам говорил, что родители постоянно вмешиваются в твою жизнь, и… – Максим говорил неуверенно, почти шёпотом.

– Это другое.

– Не вижу разницы.

– Знаешь, а ты бы сошёлся с моим папой. Вам есть о чём поговорить. Это точно. Он тоже не видит разницы. А ещё он думает, что я всё это нарочно устроил. – Слёзы теперь текли без остановки. Срывались с подбородка, падали на колени. И Дима хотел, чтобы это не прекращалось. – Папа думает, что я хотел привлечь внимание. Знаешь, он мне тогда, в восьмом классе, примерно так же сказал. Я пошёл ночью в заброшенный дом, чтобы нарочно покалечиться. Потому что мне не хватало внимания и я не знал, как его заслужить.