– Тебе нельзя здесь, – строго сказал Монкриф, подбежав к Кэтрин.

– И тебе тоже. – Она помогла ему надеть камзол на раненую руку. – Ты же болен.

В ответ Монкриф улыбнулся ей озорной улыбкой:

– Я же говорил, что быстро поправляюсь.

Кэтрин покачала головой и перевела глаза на бушующее пламя.

– Я так и не закончила инвентаризацию. Бог знает, сколько ценностей там сгорит.

– Будь это настоящие ценности, их не сунули бы в башню.

Кэтрин внимательно посмотрела на мужа: равнодушие к убыткам – как это на него похоже.

Монкриф ладонью пригладил волосы. На лбу остался черный след сажи. Кэтрин стерла его. Этот жест удивил обоих.

– Прости, – пробормотала Кэтрин, не желая объяснять, что просто хотела до него дотронуться. Все противоречивые чувства последних дней вдруг захлестнули ее.

Кэтрин столько месяцев горевала о человеке, которого никогда не существовало, и лишь сегодня поняла, что мужчина, о котором она грезила, – Монкриф. В памяти всплывали его слова, так напоминавшие фразы из писем. Было столько мелочей, которые должны были подсказать ей правду.

Сначала Кэтрин была погружена в свое горе и ничего вокруг не видела. А потом радость жизни, страсть и даже вожделение настолько переполнили ее сердце, что она словно ослепла.

Какой дар послал ей Господь! Право любить такого благородного и достойного человека!

Вот только любит ли ее Монкриф? Или его чувство – это жалость к обманутой жене, а потом к несчастной вдове?

– Возвращайся в дом.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь?

– Скажи поварихе, чтобы готовила еду и горячее питье. Возможно, нам придется пробыть тут всю ночь.

Кэтрин кивнула и стряхнула пепел со щеки. Да, на улице холод. Она взглянула на небо.

– Снег пошел.

Тяжелые снежинки смешивались с дымом и пеплом, и на землю падали странные серые хлопья.

– Иди в дом. – Монкриф поцеловал Кэтрин в щеку. – Я не хочу беспокоиться еще и о тебе.

Кэтрин кивнула и не стала задавать никаких вопросов. К тому же рядом возникли заинтересованные зрители. Неподалеку стояла Гортензия с шалью на плечах и слушала Уоллеса, который что-то быстро ей говорил. Гортензия время от времени молча кивала. Тут же была и повариха с толпой судомоек и поварят, а сбоку выстроилась шеренга горничных.

Торопясь выполнить поручение Монкрифа, и оглядываясь на яростно гудевшее пламя, Кэтрин направилась к дому. Вдруг за спиной прозвучал знакомый голос:

– Да, похоже, я не вовремя.

– Викарий?

– Дорогая, неужели я вас напугал? Я не хотел… Священнослужитель приближался, но вдруг его скрыла дымная пелена.

– Что вы здесь делаете, викарий?

– Я принес известие от Глинет.

– От Глинет?

Теперь они шли к замку вместе. Викарий старался не отставать от Кэтрин.

– Где она? Где она была все это время? Почему не вернулась в Балидон?

– Простите мою настойчивость, но нельзя ли мне сначала выпить чего-нибудь горячего? А потом я отвечу на все ваши вопросы. Думаю, немного знаменитого балидонского виски придется как раз кстати.

Почти весь персонал Балидона был на пожаре. Кэтрин пригласила викария в красную гостиную – знакомое для него место, они часто сидели здесь после обеда, когда он приезжал вместе с Дуннанами.

Кэтрин сделала жест в сторону буфета и села на диван поближе к огню. К счастью, в камине жарко пылали дрова. Снегопад не прекращался, и в окне перед Кэтрин открывался прекрасный мирный пейзаж. Вот только Монкриф не сидел рядом, а под этим снегом сражался с огнем.

– Пожалуйста, викарий, угощайтесь. Наливайте сами.

– Позвольте, дорогая, я и вам немного налью? Мне неловко в одиночестве пользоваться вашей щедростью.

– Ну, хорошо, капельку.

Викарий повернулся к Кэтрин спиной и что-то слишком уж долго возился, наливая виски себе и ей. Кэтрин хотела спросить, не ищет ли он на стакане пятно. А может быть, у него в обычае произносить молитву не только перед едой, но даже перед стаканом виски? Однако она не спросила ни того, ни другого, прекрасно помня, чем закончилась их последняя встреча. Викарий покинул Балидон из-за ее грубости.

Кэтрин любезно приняла виски из его рук и жестом пригласила сесть рядом.

– Так что же с Глинет? – спросила она и отпила маленький глоток.

Все в Балидоне были высокого мнения о местном виски, и пили его в немалых количествах, но Кэтрин еще не привыкла к столь крепкому напитку. На сей раз, виски показалось ей особенно горьким.

– С Глинет все в порядке, – ответил викарий. Кэтрин сделала еще глоток и поставила стаканчик на стол между собой и викарием.

– Она вернулась в Киркалбен.

Кэтрин откинула голову на подушки и удивленно посмотрела на собеседника.

– Как странно. Я не знала, что у нее там друзья.

– У нее нет друзей. А вот семья есть. – Викарий опустил глаза и вновь поднял их на хозяйку. Совсем как маленький мальчик, признающийся, что наозорничал. Потом снял очки, протер их полой камзола и снова надел. – Она моя дочь.

Кэтрин подалась вперед, взяла стакан и сделала еще глоток виски. На этот раз горечь совсем не чувствовалась. Более того, вкус показался ей сладким. Надо бы спросить Монкрифа, не изменил ли он процесс перегонки.

Она хотела откинуться на подушки, но обнаружила, что потеряла координацию, и уткнулась локтем в тахту, едва не пролив остаток виски. Схватилась за лоб, чтобы унять возникшее в голове покалывание, и усиленно заморгала, глядя на улыбающееся лицо гостя. Странная это была улыбка, спокойная и умиротворенная, как будто викарий отлично понимал все, что с ней происходит.

– Вы ее отец, – пересохшими губами пробормотала Кэтрин. Слова давались с трудом, казалось, что язык распух во рту.

– Да. Я раньше об этом не упоминал. В конце концов, у нее внебрачный ребенок. Но я уверен, вам это уже известно.

Кэтрин кивнула.

– И вы знаете, что Гарри – отец этого ребенка? Стакан выскользнул из онемевших пальцев Кэтрин и упал ей на колени. Виски пролилось на юбку. Кэтрин, замерев, наблюдала, как золотистая жидкость впитывается в бледно-голубую ткань платья. Монкриф расстроится. Ему нравится это платье.

Глинет. Викарий говорил о Глинет и Гарри.

– А Гарри знал?

– Конечно, знал, дитя мое. Но он ничего не мог сделать. Вы же знаете, какая у него семья. Денег не было. Во всяком случае, столько, сколько нужно такому человеку, как Гарри. Ему пришлось жениться на богатой наследнице, на вас.