— Вы же за комиссаров… — страдальчески сморщился Федя.

— Я за свой пароход.

Федя не ответил, только покраснел, — но в этом и был его ответ.

— Ну, как сам рассудишь… — Иван Диодорович хлопнул ладонями по коленям и грузно поднялся. — Боишься — и бог с тобой. Я ведь не тебя искал, а Дорофея. Надеялся, что он Стешку пожалеет… Дорофей, конечно, мужик был безалаберный, но не юнец.

Федя мгновенно понял, что сейчас Нерехтин уйдёт — и больше никогда уже не заговорит с ним как с человеком своего дела, разве что поздоровается при встрече. А судоходство держалось на людях вроде капитана Нерехтина… Да что там судоходство — на них опиралась сама жизнь! И сейчас он был прав, Иван-то Диодорыч. Он не устрашился и пришёл прямо в логово врага, чтобы попросить об одолжении, а вот Федя… Нет, Федя не смалодушничал — просто всегда искренне полагал, что вера должна спасать, а не ввергать в опасность! Вера — она же как лоцманская наука!..

— Иван Диодорыч, погодите! — подскочил Федя. — Что я за дурак-то?!..

Нерехтин нехотя оглянулся.

— Простите за недомыслие!.. — Федя едва не плакал. — Пойдёмте в каюту ко мне, я вам на листочке ходовые в островах начерчу! Укажу, где караулить буду и как «Лёвшину» мимо «Русла» проскользнуть! И нобелевскую пристань на Бельском устье тоже обозначу, я ведь всё знаю! Пойдёмте!

05

— Повезло тебе с погодой, капитан, — хмыкнул матрос Бубнов.

Он словно признавал хитрую уловку своего противника.

Ночь выдалась безлунная — глухая и мутная. Казалось, что над тёмным плёсом плывут, шевелясь, какие-то длинные области полной черноты. Мелкий дождик будто завис в воздухе: влажное пространство впитывало все звуки.

Бубнов командовал и десантным отрядом из балтийцев, и рейдом в целом. Краснофлотцы размещались в трюме баржи, на палубе которой, расчаленный тросами, топорщил крылья самолётик «Ньюпор» — биплан с поплавками. С кормы баржи сейчас сбросили лоты — шипастые чугунные болванки на цепях, чтобы они, волочась по дну, тормозили баржу, не позволяя ей нагонять свой буксир. Иван Диодорович вёл судно с самой малой скоростью: чует руль — и достаточно. Вытянутым крамболом пароход осторожно прощупывал тьму перед носом, как слепец — тросточкой. Впереди лежали Частые острова.

Огни на «Лёвшине» были погашены, говорить на палубе разрешалось только шёпотом, и даже приказы в машину Нерехтин отдавал вполголоса: во время своего нелепого бунта матросы сломали машинный телеграф, починить его не получилось, и Нерехтин по старинке пользовался переговорной трубой.

— Саныч, пар трави без свиста, — наклоняясь над раструбом, негромко скомандовал Иван Диодорович и, распрямившись, глянул на штурвального: — Дудкин, на осьмушку лево руля подай. Ходовую-т о различаешь?

— Ни шиша, дядя Ваня…

Сквозь маленькие окна и вправду ничего не было видно. Нерехтин вышел из рубки и встал возле двери — так он мог хоть что-то рассмотреть на реке.

— Обдурит нас твой лоцман, — запахивая бушлат, сообщил Бубнов.

— У нас своих не дурят.

— У всех дурят, у всех. — Бубнов дружески похлопал Ивана Диодоровича по плечу. — Как только пойму, что засада, первую пулю тебе влеплю.

Дудкин бросил в проём открытой двери быстрый испуганный взгляд.

— Не вертись, — одёрнул его Иван Диодорович.

На борт буксира Бубнов привёз с собой с баржи полдюжины балтийцев.

— Измены не допущу, — заверил он Нерехтина. — Если что, братишки всех перестреляют. Приказ товарища Аплока. Усвоил, капитан? — Дядя Ваня за красных! — обиженно сказал от пулемёта Сенька Рябухин.

Артиллерийские расчёты и пулемётные команды на «Лёвшине» остались прежними — чекистскими, из рабочих Мотовилихи. Однако местных чекистов Бубнов тоже не считал надёжными людьми.

— Заткни клюз, — посоветовал он Сеньке.

Буксир и баржа втянулись в узкую протоку мягко и бесшумно для реки, хотя Иван Диодорович с мостика слышал тихий шелест воды под плицами. В недрах парохода сопела и постукивала машина — будто дремлющая корова ворочалась в стойле. Иван Диодорович выбрал левую воложку не случайно. Лоцман Федя сказал ему, что «Русло» встанет в дозоре на правой ходовой. Иван Диодорович надеялся на честность лоцмана: в этом парнишке он увидел природного речника, а река повязывает людей друг с другом крепче кровных уз. Море так не повязывает. Оно слишком большое, и ты в нём далёк от всех.

Буксир и баржа медленно ползли по фарватеру сквозь беспокойный мрак. Справа едва угадывалась плоская туша острова, заросшего ивняком. Где-то там, за островом, прятался вражеский пароход. Федя объяснил Нерехтину, что со своей позиции «Русло» может внезапно атаковать из проток, нацеливаясь носом в борт противника. В прошлом бою такая тактика обеспечила «Руслу» безусловное преимущество. «Лёвшино», конечно, сумел бы уйти от полного разгрома, но для баржи удар из протоки означал погибель.

Вооружённые винтовками балтийцы топтались на мостике. Они казались надсмотрщиками — впрочем, ими и были. Матросам «Лёвшина» никто не запрещал находиться на палубе, однако речники, опасаясь балтийцев, сидели у себя в трюме. К Ивану Диодоровичу, стоящему возле рубки, приблизился лётчик Свинарёв в громоздком кожаном плаще и кожаной фуражке.

— Товарищ капитан, непорядок у вас, — тихо и требовательно доложил он. — Что там делают нижние чины?

— Какие чины? — не понял Нерехтин.

Свинарёв указал ему за спину. За раструбом дефлектора пряталась Стеша. Надеясь остаться незамеченной, она надвинула на лицо платок.

Бубнов с подозрением повернулся к Нерехтину.

— Ты на кой чёрт тут шастаешь, Стешка? — разозлился Иван Диодорович.

Стеша, арфистка, при опасности сразу пускала в ход свои ярмарочные уловки. И сейчас она сдвинула платок на спину, освобождая пышные волосы.

— Так у меня жених на «Русле», — жеманно ответила она. — Думала, может помаячит мне как-нибудь? А я ему ручкой помахаю…

Бубнов понимающе ухмыльнулся, и балтийцы тоже засмеялись. Ивану Диодоровичу следовало хлопнуть Стешке по шее, но ему стало пронзительно жаль эту бабу. Да, она считала, что Дорофей был готов убить её, лишь бы убить ненавистного брата, однако гнев угас, и обессиленная Стешка простила своего полюбовника: жалость и тоска по мужику погнали её на палубу — вдруг случится чудо, и она увидит Дорофея сквозь тьму, а Дорофей увидит её?.. Но сквозь тьму, поглотившую Дорофея, никто никого не видит.

— Не живой он уже, Степанида Лексеевна, — помолчав, неохотно выдал Иван Диодорович. — Иди отсюда.

— Не живой?.. — нелепо повторила Стеша, с трудом осознавая смысл.

Она обвела взглядом людей вокруг себя — Бубнова, Свинарёва, балтийцев в бушлатах. Полные губы её сморщились фальшивой улыбкой — Стеша забыла прекратить игру, — а глаза словно падали и падали куда-то вглубь, в бездну.

— Ну, других-то женихов ещё много… — сломленно произнесла она, точно пыталась