Фергюсон поднялся.

— Я тоже желаю вам счастья, Каро. Я не хотел, чтобы то, что произошло между нами, ранило вас. Но если вы оставите прошлое прошлому, то настоящее может подарить вам такое счастье, о котором вы и не мечтали.

Каро рассеяно кивнула и спросила:

— Вестбрук, мы можем поговорить?

— Разумеется, — ответил тот, подходя к двери, будто не мог дождаться, когда Фергюсона и Мадлен покинут его дом.

Прежде чем повернуть дверную ручку, он сказал:

— Можете не волноваться относительно меня, я не стану вредить вам. Я не был инициатором этой войны, и меня не волнует, как леди Мадлен проводила свое время. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы герцогиня Ротвельская затаила на меня злобу и мстила мне до конца моих дней.

Он говорил искренне, и Мадлен почувствовала, что совсем успокоилась.

— Я больше не появлюсь на сцене, но вы всегда можете рассчитывать на помощь герцогини Ротвельской.

Вестбрук поклонился, затем кивнул Фергюсону.

— Мы должны как-нибудь пообедать в «Уайтсе», раз вы надолго обосновались в Лондоне. Может, после медового месяца?

С этими словами Вестбрук взглянул на Каро, и Мадлен оставалось только гадать, чей медовый месяц он имел в виду. Фергюсон не стал комментировать эту двусмысленность, но принял приглашение значительно приветливее, чем он это делал обычно.

После того, как были сказаны слова прощания, Фергюсон вывел Мадлен из кабинета и дверь за ними закрылась. Фергюсон уже не спешил добраться до кареты. Он обнял Мадлен и, крепко прижимая ее к себе, заглянул в глаза. Через клочок ткани, который с трудом можно было назвать платьем, Мадлен ощущала его тело и чувствовала, как бьется его сердце.

Теперь можно было не опасаться, что он ее оставит, он принадлежал ей навсегда, однако Мадлен была слишком нетерпелива, чтобы ждать. Поэтому, когда он с похотливой ухмылкой прошептал что-то насчет фантазии об интимной близости в саду, она подала ему руку и последовала за ним в темноту.

Спустя неделю в Ротвел Хаусе давали бал. В доме герцога не устраивались большие приемы более десяти лет. Те, кто получил приглашение, задолго до бала говорили, что этот вечер станет главным событием месяца, а может и сезона.

Зал был великолепен, он долго пустовал, но этим вечером его по красоте не смог бы превзойти ни один дворец мира. Герб Ротвелов, пылая пурпуром и золотом, отражал свет тысячи свечей. Создавалось впечатление, что зал наполнен алыми искрами. Оркестр, скрытый за ширмой, играл легкие арии, казалось, что музыка магическим образом, сама собою зарождалась в зале и плыла над головами гостей.

Бал был достоин принцессы и даже двух принцесс. Кейт и Мэри долго ждали своего дебюта, и не напрасно: зрелость, появившаяся в их чертах и жестах, удивительно шла им. Сестры решили удивить всех, подчеркнув свою поразительную схожесть. Светлые волосы были уложены в одинаковые высокие прически, бриллиантовые серьги свисали с мочек ушей, подолы белых, расшитых жемчугом бальных платьев прикрывали изящные туфельки. Наряды сестер отличались лишь цветом поясов, стягивающих тали: Кейт выбрала драматичный темно-синий цвет, а Мэри — романтичный розовый. Пояса подчеркивали тонкие станы, и у девушек не было недостатка в мужском внимании. Но первый танец они подарили Фергюсону и Алексу.

— Почему ты не танцуешь? — спросила Пруденс у Мадлен, которая вместе с ней наблюдала за гостями.

Как всегда, подруги сидели рядом. Второй танец Мадлен танцевала с Фергюсоном, затем несколько танцев с другими партнерами, но, к счастью, в ее бальной карте было мало записей.

— Ты же знаешь, мне больше не нравятся танцы.

— А если бы тебя пригласил Фергюсон? — поддразнила ее Пруденс.

Мадлен улыбнулась. От танца с ним она бы ни за что не отказалась. Она надеялась, что после ужина сможет немного побыть с ним наедине. Сейчас Фергюсон был занят: он исполнял роль гостеприимного хозяина. Несколько мамаш, делая вид, что не знают о помолвке герцога, докучали ему, упрашивая потанцевать с дочерьми. Надеялись, что Фергюсон осознает свою ужасную ошибку и разорвет отношения с Мадлен. В этот вечер герцог был весьма приветлив и не отказывал никому.

— Ротвел уже не кажется таким ужасным, правда? — Пруденс наблюдала за очередной глупышкой, которая, путая па, танцевала с ним котильон. — Месяц назад он довел бы бедную девочку до истерики, после танца с ним она бы просидела весь вечер в темном углу.

— Хочешь сказать, я приручила его?

— Приручить Ротвела? — Пруденс весело рассмеялась. — Никогда! Скорее это он приручил тебя, ведь ты оставила свои сумасбродства, — шепнула она.

Но, даже услышав нечто подобное, никто не поверил бы, что Мадлен способна устроить скандал или опозориться. В глазах старших она все еще оставалась образцом благопристойности, хотя они и задавались вопросом, как без малейших усилий она смогла заполучить столь завидного жениха. Для них это было весьма подозрительно.

Мадлен делано удивилась:

— Мне никогда не сравниться в безрассудстве с герцогом! Разве я похожа на такую леди?

Пруденс улыбнулась, но ее улыбка теперь была печальна. Она остановила взгляд на прелестной паре, танцующей котильон. Помолчав, призналась:

— Я буду скучать по тебе.

— Я не уезжаю на край земли, — сказала Мадлен. — А Ротвел Хаус гораздо ближе к поместью твоей матери, чем Солфорд Хаус. Если ты и Эмили не будете навещать меня, я загрущу. Только представь, как тоскливо в компании чопорных старомодных дам! Но как герцогиня я вынуждена буду обзавестись таким кругом общения.

— Да, ты права, — весело отозвалась Пруденс, но Мадлен уловила печальный взгляд подруги. — В следующем году меня не будет в Лондоне. Мать говорит, что нет смысла приезжать на следующий сезон: «Ведь ясно, что Пруденс не найдет себе жениха, поэтому не будем попусту тратить деньги».

Мадлен всегда смеялась, когда Пруденс передразнивала резкий голос матери, но в этот раз ей не было смешно. Мадлен хотела что-то сказать, но подруга опередила ее:

— Но ведь ты остаешься в Англии! Мне и этого достаточно. К тому же со мной будет Эмили. Она замечательная, если не говорит глупостей. А еще у меня есть маркиза Фолкстон. Она посещала наш клуб на прошлой неделе и очень мне понравилась.

Мадлен была рада, что Элли присоединилась к ним, хотя вначале ей показалось, что маркиза импульсивно приняла решение и уже жалеет об этом. Вначале она отказывалась говорить о своих увлечениях и показывать написанные ею картины, но к концу встречи оттаяла и с радостью согласилась прийти в следующий раз. Еще бы! За всю жизнь она не услышала столько сплетен, сколько за один этот вечер.

Но Эмили… Размолвка с Эмили оставалась поводом для тревоги. Когда закончился котильон, бросив кавалера в толпе гостей, она поспешила к подругам. Личико Эмили раскраснелось от быстрого танца, розовые румяна, нанесенные на щеки, делали ее еще очаровательнее. Обычно, даже танцуя весь вечер, Эмили выглядела скучающей и недовольной балом, но сегодня ее голубые глаза искрились радостью, на губах играла улыбка. Можно было подумать, что Эмили влюбилась, но Мадлен знала подругу слушком хорошо. За маской непринужденного веселья та прятала беспокойство. Эмили присела рядом с подругами и с восторгом воскликнула: