– Нет, – ответил он. – Я думаю, что знаю, кто это, но мне нужна помощь.

– Так?

– Ты сможешь найти отпечатки пальцев на бумагах, которым семнадцать лет?

– Теоретически это возможно, но зависит от бумаги, условий хранения и самого отпечатка.

– Но ты сможешь?

– У меня ведь нет правильного оборудования, так что придется импровизировать. Но да, используя влажность, правильную температуру и химикаты, это можно сделать. У меня есть все, что нужно. Я смогу такое сделать.

– И ты сделаешь?

– Когда угодно.

– Спасибо. Я тебе позвоню.

Вистинг положил трубку и позвонил адвокату Сигурду Хендену. Адвокат Хаглунна ответил грубым голосом.

– Я не рассчитывал, что вы так скоро со мной свяжетесь, – сказал он. – Вы что-то вынесли из нашей встречи?

– Я нашел имя в старых записях, – ответил Вистинг. – Но это ничего не доказывает.

– А с дежурным по изолятору говорили, может, он что-то помнит?

– Пока нет. Мне нужно что-то более вещественное. Технические доказательства.

– Не думаю, что смогу вам помочь.

Вистинг остановился, чтобы пропустить пешехода.

– Смотря в чем. Окурки по-прежнему у вас?

– Да, они вернулись из лаборатории в Дании на прошлой неделе.

Пешеход перешел через дорогу. Шины автомобиля Вистинга зашуршали по мокрому асфальту, когда он тронулся с места.

– У вас есть оригинальная упаковка?

– Разумеется. Они лежат каждый в своем бумажном конверте, подписаны дата, время и место, где их нашли.

– Мне нужен тот, который был помечен А-3.

Адвокат медлил.

– Вы получили разрешение от прокурора предпринять новые криминалистические исследования, – продолжил Вистинг. – Разве нет?

– Да, это верно.

– У меня есть эксперт, он может исследовать конверт на отпечатки пальцев.

– Сейчас? Семнадцать лет спустя?

– Он считает, что справится.

– Что ж, такая возможность есть. Никто в нашем офисе не трогал бумажные конверты. Они лежали в коробке с уликами и так же были отправлены дальше. В лаборатории, как я полагаю, работают в перчатках.

– Хорошо.

– Но что вы собираетесь обнаружить? Изначально с конвертами работала полиция. Ваши отпечатки пальцев тоже могут на них оказаться.

– Нет, – уверенно произнес Вистинг, заворачивая на улицу Германа Вильденвея. Скоро он будет дома. – Ни один следователь не вмешивается в работу техников-криминалистов. Я надеюссь найти отпечатки человека, которому совершенно нечего было делать в лаборатории.

На секунду в трубке наступила тишина. Потом адвокат Хенден кашлянул.

– Я направлю вам конверт с курьером. Он будет у вас в течение вечера.

Автомобиль Лине стоял у дома. Настроение Вистинга улучшилось. Он думал, что вернется в пустой дом.

Он взял с собой папку с бумагами из следственного изолятора и вошел внутрь. Услышал, что в душе течет вода.

– Ау? – крикнула она, когда он закрыл за собой дверь.

– Это я, – ответил он и вошел на кухню.

Вода в душе выключилась.

– Кофе? – крикнул он.

Она что-то ответила, он не услышал, но все равно сделал две чашки.

В полицейском участке у него был конверт с негативами, он лежал в огнеупорном сейфе. Это были копии незаменимых фотографий из семейных альбомов, которые собрала Ингрид. У него дома не было надежных мест для хранения, поэтому он стоял с папкой в руках и оглядывался. В конце концов он открыл кухонный ящик и сунул папку туда.

Лине вышла из душа. На ней были джинсы, бюстгальтер и полотенце, обернутое вокруг головы.

– Я тебе тоже кофе сделал.

– Отлично. Он мне нужен. У меня впереди несколько часов езды.

– Ты снова уезжаешь?

– Собираюсь в Швецию, – сообщила Лине.

– В Швецию? Я думал, вы следите за Хаглунном.

– Следим. Он сейчас в «Золотом покое».

На лице Вистинга возникла гримаса, смесь удивления и беспокойства.

– Что он там делает?

– Просто сидит, – сказала Лине. – Сидит и смотрит на людей.

– Почему ты не с остальными?

Лине рассказала о том, как он ее узнал.

– Я думаю, что он помнит меня по Фредрикстаду, – закончила она. – Не он ли на меня напал? Не он ли убил Юнаса Равнеберга?

Вистинг взглянул на нее из-за чашки кофе.

– Это скорее ощущение, догадка, – продолжила она. – И я не вижу, какой тут может быть мотив – но это должно быть как-то связано с делом Сесилии. Оно-то их связывает. Они знали друг друга, когда она была убита, и сейчас что-то всплывает на поверхность.

Лине взяла свою чашку. Вистинг смотрел на нее. Она умела соединять друг с другом фрагменты информации и видеть закономерности. Такое чутье он наблюдал у очень способных следователей. В начале расследования фантазия может быть важнее знаний. Хорошее воображение может навести на новый след.

– Что ты думаешь? – спросила она, подсаживаясь к нему. – Какой тут может быть мотив?

– Мне всегода казалось, что мотивов существует всего восемь, – ответил Вистинг.

– Восемь?

Он кивнул и стал перечислять: ревность, месть, выгода, похоть, острые ощущения, разборки и фанатизм. Убийства на почве ревности или мести раскрыть проще всего; то же с выгодой. Острые ощущения встречаются редко. Обычно этот мотив серийных убийц, вот они убивают ради острых ощущений; к счастью, их не так уж много.

– Сесилии Линде была убита из-за похоти?

– Думаю, да, хотя мы и не нашли следов сексуального насилия.

– Что ты понимаешь под разборками? Что это значит?

– Чаще всего это происходит в экстремистских организациях. В радикальных религиозных или политических группах, в мото-бандах, в преступных группировках.

– А фанатизм?

– Мы еще называем эти случаи убийствами чести. Когда честь и стыд – главные мотивы.

Лине обхватила руками теплую чашку. Казалось, она задумалась – какой мотив лучше всего подходит убийству Юнаса Равнеберга. Вистинга интересовало то, что он мог бы увидеть в себе – ревность, месть, похоть; к счастью, нужны были другие факторы, чтобы превратить их в желание убить другого человека. Убийцы, которых он встречал, были довольно равнодушными и эгоцентричными и зачастую лишенные способности сопереживать. Как Рудольф Хаглунн.

– Это семь, – сказала Лине. – А восьмой мотив?