– Да, действительно. – Инспектор почесал когтем переносицу. – Глупость какая-то. Ну, хорошо! Я выслушаю вашу версию, господин Проционе, – скрипнув зубами, согласился он после длительных колебаний. – Но позже! Сейчас мне нужно закончить с другими свидетелями. Прошу, если вас не затруднит, обождать там, – указал инспектор на длинную деревянную скамейку в углу у дверей.

– Нисколько, – безразлично отозвался енот и, развернувшись, ленивой походкой направился к указанному ему месту и развалился на скамейке, словно барин.

– Не будете ли вы так любезны, инспектор, – произнес Шерлок Зай, как только Проционе удалился, – просветить меня, что здесь, собственно, произошло?

– С радостью, – отозвался Листрейд, подзывая к себе когтем следующего свидетеля – сонную черепаху. Та, вытянув шею из панциря, вздохнула и начала сползать с низенькой скамейки. Листрейд обреченно покачал головой. – Господи, это надолго… Итак, слушайте! Как было установлено предварительным следствием, сегодня между половиной десятого и без четверти десять пропало золотое яйцо. Похитителя никто не видел. Также никто не заметил исчезновения яйца, даже охранник. Он утверждает, будто стоило ему на минутку отвернуться – вы только вдумайтесь: на минутку! – как яйцо волшебным образом исчезло. Растяпа умудрился проворонить едва ли не самый дорогой экспонат музея.

– Как же он это объясняет?

– А никак. Говорит, ходил туда-сюда. Посетителей мало, к яйцу никто не приближался. Он прошел до дальней стены, потом обратно и еще раз. И только потом заметил отсутствие яйца. Он якобы просто не обращал внимания на подставку – вы только вдумайтесь в его слова! Да… Так вот, преступник мог похитить яйцо в эти пятнадцать минут. В половине десятого яйцо еще было, а без четверти уже исчезло. Однако охранник клянется, что в указанный промежуток времени никто не выходил в двери, но как, скажите на милость, можно верить болвану, проворонившему яйцо, торчавшее у него под самым носом?!

– Вероятно, у него «замылился» глаз, – предположил Шерлок Зай. – Такое бывает. Тебе кажется, будто все на месте, а на самом деле его уже нет – результат однообразности обстановки и нудной работы. Разумеется, это всего лишь одна из версий, не более того.

– Возможно, вы и правы, но где, в таком случае, яйцо? Все, кто был в тот момент в зале, находятся сейчас здесь. Охранник, как только заметил пропажу, сразу же заблокировал двери и открыл их только по прибытии полиции. Но я вовсе не уверен, что кто-то не ускользнул от него, кто-нибудь хитрый и ловкий вроде… – инспектор не договорил, бросив выразительный взгляд на сидящего в углу енота.

– Ну, возможно, есть и более простое объяснение пропаже. Если все так, как утверждает охранник, яйцо все еще должно находиться в зале.

– Мы всё и всех обыскали. Ничего, – развел лапами приунывший Листрейд. – Остается одно: преступнику удалось бежать.

– А что показывают свидетели?

– Я еще не всех успел опросить, но те, с кем я уже закончил, твердят одно и то же: не обратили внимания, ничего не видели, никто в дверь не выбегал и к яйцу не приближался.

– Поразительно! – воскликнул Шерлок Зай. – Не растворилось же оно, в самом деле, в воздухе!

– И я того же мнения, – согласился инспектор, опуская глаза. Черепаха наконец добралась до его ног и теперь бесстрастно взирала снизу вверх, ожидая вопросов. – Наконец-то! Назовитесь, прошу вас, – Листрейд поднял блокнот с ручкой, приготовившись записывать.

– Тортиллье, – проскрипела старая черепаха, растягивая слова. – Быстрина Тортиллье.

– Быстрина? – нервно дернул подбородком инспектор, выводя в блокноте. – Ну-ну, так и запишем. Сообщите нам, что вы видели, госпожа Тортиллье?

– Я не видела никого…

– Ну вот, видите! – пожаловался Листрейд Шерлоку Заю. – И что за свидетель пошел: ничего-то они не видят и не слышат. Продолжайте, госпожа Тортиллье.

– Молодой человек! – возмущенно вытянула шею во всю длину черепаха. – Что у вас за манеры, перебивать даму? Я не видела никого, кто бы мог спереть яйцо, из-за которого мы торчим тут уже почти три часа!

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что к нему никто не приближался.

– Почему вы так уверены в этом?

– Потому что я сижу тут с самого утра!

– Зачем?

– Здесь прохладно и тихо.

Листрейд не нашелся что ответить. Лишь еще больше насупил брови, записав ответ черепахи в блокнот.

– И как же, по-вашему, оно могло исчезнуть?

– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Я отвернулась на секундочку, потому что в дверь вошел вон тот господин – указала черепаха морщинистой лапой на только что опрошенного низенького суслика, – а когда повернулась обратно, яйца уже не было.

– Откуда же вы в таком случае знаете, что к нему никто не приближался?

– За то время, что я смотрела на двери, никто к нему не успел бы приблизиться. Я вас уверяю. Дверь открылась – я повернула голову – вошел суслик – дверь закрылась – я отвернулась. Все, кто был в зале стояли на тех же местах, что и прежде, то есть, далеко от яйца.

– Понятно. Во сколько появился суслик?

– Стенные часы показывали девять тридцать шесть. Получается, кража произошла в девять тридцать пять.

– Почему? – уставился на нее Листрейд, позабыв на время о блокноте.

– Да потому, молодой человек, что в тот самый момент заголосил охранник. Значит, кража случилась немного раньше, когда я отворачивалась.

– Ну, хорошо, – сдался измученный Листрейд, пытавшийся вникнуть в суть объяснений. – У вас еще есть что сообщить следствию?

– Можно мне в туалет?

– Гм-м! – Листрейд состряпал суровую физиономию, и черепаха втянула шею.

– Понятно, значит, придется терпеть. – Черепаха развернулась и, переваливаясь с боку на бок, поползла обратно на свое место.

– Видите, с кем приходится работать? – вновь пожаловался инспектор Шерлоку Заю.

– Всей душой сочувствую вам. Но теперь, по крайней мере, вы знаете точное время преступления.

– Если, разумеется, черепаха ничего не напутала. – Листрейд повертел ручку в когтях.

– Сомневаюсь. Старухи, пусть и бывают довольно вредными созданиями, но, как правило, на редкость наблюдательны.

– Хотелось бы в это верить. Только проку от их наблюдательности, как с коня кумыса…

– Отчего же! Тортиллье сообщила, что в момент кражи никто не приближался к яйцу, и я склонен ей верить. Вы, кстати, всех уже опросили?

– Почти, – Листрейд скользнул глазами по толпе свидетелей. – Остались двое, но боюсь, от них и вовсе не будет никакого толку.

Я проследил за взглядом инспектора и понял о чем идет речь: в уголке на скамеечке сидел сухопарый пожилой гусь, щуря подслеповатые слезящиеся глаза. На коленях у себя он держал малолетнего внука.