– Ладно, не буду темнить. Теперь вас расстреляют, капитан. Вас и вашу команду. Простите.

Карпатов быстро оглянулся. Во дворе было пусто.

– Когда?

Бирнбом поднял пешку и посмотрел на ее донышко так, словно там был написан ответ на этот жуткий вопрос.

– Не сегодня. Думаю, и не завтра. Даже у талибов имеются своя бюрократия и некий, с позволения сказать, порядок. Рискну предположить, что вы узнаете об этом первыми. Есть у них древняя традиция, не сказать, что красивая. Перед казнью – где-то за день, бывает, что и за два – палач обязательно приходит поговорить со своей жертвой.

– Знаю о такой традиции, – проворчал Карпатов. – Непонятно только, зачем она нужна.

– Палачу виднее. – Бирнбом пожал плечами. – Он должен узнать человека, которого в недалеком будущем… Настроиться на него, увидеть свою жертву. В общем, простите, капитан, я недостаточно тактичен.

– Для журналиста вы предельно тактичны, Джерри. Благодарю вас. Сведения достоверные?

– Да. Получены из окружения Абу Умара. – Бирнбом поднялся, сгреб с доски фигуры.

– А партия?.. – растерялся Карпатов.

– Позднее доиграем, капитан. Обещаю.

Владимир Иванович смотрел, как уходил английский журналист. Тот ссутулился, шагал неуверенно, несколько раз оглянулся, вспомнил, что забыл шахматы, но не стал возвращаться.

Карпатов неподвижно сидел, смотрел на глиняную стену, на чинару, жмущуюся к забору, на темнеющее афганское небо, потом поднялся, прислушался. Из комнаты доносились приглушенные голоса. Витька крутил настройку приемника. В эфир врывалась китайская и турецкая речь, обрывки музыкальных произведений всевозможных жанров и направлений.

Затем отчетливо прозвучал голос диктора, говорившего по-русски:

– «Как передает агентство Рейтер, пятеро российских летчиков, которые десять месяцев находились в плену у талибов в окрестностях Кандагара, вчера были казнены. Подробности не сообщаются. Напоминаем, что грузовой самолет «Ил-76», приписанный к Казанскому отряду гражданской авиации, был захвачен движением Талибан в августе прошлого года. Переговоры об освобождении пленников срывались несколько раз. По мнению российских должностных лиц, вина за это лежит целиком на участниках переговоров с афганской стороны».

Витька с треском выключил приемник. Наступила оглушительная тишина. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Карпатов лежал в тени под самолетом, ожидая возвращения курсантов с намаза. Он раскрыл Коран, извлек зашифрованные записи, для непосвященного человека выглядевшие как безвинные картинки, все запомнил, повторил дважды и порвал листок. Владимир Иванович нащупал толстый гвоздь в штанах за поясом и вздохнул. Он сильно волновался.

Подошли механики, показались из ангара курсанты. Первый пилот создавал видимость кипучей деятельности, осматривал шасси, что-то сказал по-английски механикам, которые внимательно его выслушали и потянулись к хвостовой части.

Карпатов оглянулся, быстро подошел к колесу шасси и под углом упер в резину гвоздь. Он быстро шагнул в сторону. Невелик шанс, что сработает, но вдруг? Ведь есть же где-то Бог?!

Инструктор зашагал к трапу, хлопками ладоней загоняя курсантов внутрь. Через пять минут он посадил на свое место Надира, курсанта небогатых умственных дарований, но прилежного, и объяснил, что пора приступать к практическим занятиям. Надир взмок от волнения. Остальные одобрительно загудели, довольные тем, что первое испытание выпадало не им. Карпатов расположился в кресле второго пилота и старался не выдавать волнения. Чем он, собственно, рискует?

Руки курсанта дрожали, но он исправно переводил тумблеры, завел двигатели. Самолет утробно загудел и рывком тронулся с места.

Буквально сразу корпус воздушного судна резко дернулся, накренился! Все присутствующие тревожно загалдели. Курсант Надир застыл бронзовым изваянием. Нижняя губа у него дрожала, вот-вот отвалится!

«А что такого? – радостно подумал Карпатов. – Всего лишь колесо лопнуло. Неужели получилось?»

– Да что же ты творишь, двоечник?! – заревел он, хватаясь за голову. – Кто тебя так учил ездить, дубина стоеросовая?! Вырубай моторы!

Он выскочил из кабины, торопясь, пока за ним не потянулись все остальные, и бросился к шасси. Колесо благополучно осело на диск. Машина проползла по взлетке метра два, прежде чем застыть. Гвоздь торчал из спущенной резины. Владимир Иванович вытащил его, обломав ноготь. Да и черт с ним! Он отбросил гвоздь за пределы взлетки, оторвал полосу от майки, замотал кровавый сгусток и спрятал палец в кулак. Когда вокруг собрались механики и курсанты, инструктор стоял на коленях перед поврежденным агрегатом, держался за голову и неплохо передавал профессиональное отчаяние. Он выбрался из-под самолета, посмотрел ястребиным взором на провинившегося курсанта.

Надир бледнел и трясся. Гнева Карпатова он, конечно, не боялся, но вот Адель мог размазать его по бетону!..

Возможно, тот еще не уехал. Первый пилот бросился к ангару. Адель садился в «УАЗ», что-то выговаривая работникам, стоящим по струнке. Афганец резко повернулся, встретились два злобных взгляда. Карпатов тяжело дышал, сломался пополам, упер руки в колени.

– Только не говори, Володя, что наш самолет развалился на части, – процедил Адель. – Не забывай, что через неделю твои курсанты должны провести пробный полет.

– Проведут! – рявкнул Карпатов, решив не церемониться. – К богу вашему полетят, можешь не сомневаться! Твои курсанты доездились до того, что лопнуло шасси!

– Как это? – не понял Адель.

– Надир!.. – Карпатов сбавил обороты и развел руками. – Колесо проткнул, недоумок. Говорил же я, что помягче надо трогаться. Ума не приложу, как ему удалось. Хорошо, видать, постарался!

– Не может быть. – Адель недоверчиво помотал головой.

– Понимаю, что не может быть. Но факт на роже. Сходи и проверь. – Карпатов грязно выругался, что делал нечасто. – В общем, прахом пошли практические занятия, Адель.

– И что теперь? – Афганец с трудом въезжал в проблему.

– Менять надо.

– Так меняйте.

– С кем? – взвыл Карпатов. – С твоими сосунками? Или с механиками, которые в жизни не видели большого гражданского самолета?

– И что ты предлагаешь?

– А ты угадай с трех раз! Вызывай моих ребят. Только с ними можно поставить запасное колесо. Они, по крайней мере, знают, как это делается.

– Когда? – Адель раздраженно скрипнул зубами, посмотрел на часы.

– Да когда угодно! Сегодня, завтра. Мне самому эта идея не очень нравится, но вариантов нет. Вернее, есть. Можно плюнуть на самолет и превратить его в памятник. Правда, он будет какой-то косой!..

– Ладно, не остри, я понял, – огрызнулся Адель. – Сегодня уже поздно. Завтра. Или послезавтра. – Он смерил пленника долгим непонятным взглядом и сел в машину.