не было ничего легче стула или журнального стола, поэтому пришлось напомнить себе о терпении и временно сдаться.

— Иногда ты бываешь удивительно умной.

Фурнье взглядом указал в сторону коридора, и дожидаться нового толчка я не стала.

— Прости, но подготовить комнату для тебя я не успел.

В самом конце коридора Филипп остановился. Открыл тяжелую, словно каменная плита, дверь. И махнул рукой, приглашая.

— Кладовки в усадьбе нет. Прежние владельцы планировали ее, но так и не закончили стройку. А мне было некогда, — пояснил он, пропуская меня вперед.

— Это гараж?

До меня донесся запах топлива, какой-то химии и грязи. Взгляд заскользил по пустому помещению с одинокой яхтой.

— Ангар, — поправил Филипп. — Не апартаменты категории «люкс», но комнату, как я уже сказал, предложить не могу, а в винном погребе хранится слишком дорогая коллекция. Если с ней что-то случится, твоему Лаевскому придется платить мне дважды. А он тот еще скряга.

— Не слишком это похоже на обещанный отдых.

От высоких стен без окон хотелось взвыть. От запаха уже начала болеть голова. Но я держалась.

— Тогда молись, чтобы он был коротким.

Из добродушного хозяина Филипп снова превратился в себя настоящего. На прощание мне достался ледяной пронизывающий взгляд. И дверь закрылась.

Следующие полчаса стали настоящим испытанием. Глаза привыкали к темноте очень медленно. От ароматов периодически подташнивало. А страх наткнуться ногой на какую-нибудь железяку долго держал на месте.

Я через силу заставляла себя двигаться — искать, на что можно присесть, чем при случае отбиться от бывшего жениха или его пособников. Пыталась понять, можно ли как-то добраться до ворот ангара и выбраться наружу.

Никакая учеба в вузе или работа в больнице такому не учили. Только детский дом, где тоже иногда приходилось прятаться или убегать.

Сейчас и не верилось, что в моей жизни был такой период. Казалось, в детдоме жила какая-то другая Лера. Непослушная, дерзкая, разрешающая себе обижаться и злиться. Она не знала, что станет образцовой дочкой, научится этикету и улыбаться на камеру даже в те моменты, когда будет хотеться плакать.

Дико сейчас было вспоминать себя маленькую. Наверное, теперь было не место и не время. Но почему-то именно эти воспоминания лучше всего помогали держаться и двигаться... Шаг за шагом изучать свою тюрьму. На ощупь определять, что есть рядом. И бороться со страхами.

К моменту, когда снова открылась дверь, это здорово выручило. Я даже не вздрогнула, увидев злого, красного Филиппа. Даже не моргнула, когда он с ненавистью прижал меня правой рукой к стене.

— С ней всё в порядке! — проревел в трубку, которую левой рукой держал возле уха. — Но, если ты прямо сейчас не отправишь деньги, что-нибудь может случиться.

— Это Никита? — Я перевела взгляд на телефон и мысленно приготовилась кричать, что мы на острове.

— Да, твой благоверный! — огрызнулся Фурнье. — Желает тебя услышать. Моего слова ему, видите ли, недостаточно.

Филипп с такой силой сжал трубку, что, казалось, она хрустнет.

— Я могу с ним поговорить?

Губы от волнения пересохли, и пришлось их облизать.

— Скажешь Лаевскому, где мы находимся, и тебе конец. — Мой тюремщик словно мысли читал.

В ответ я решительно мотнула головой и прижала палец к губам.

— Переводи деньги. У тебя две минуты, — повторил Филипп, но потом все же поднес трубку к моему уху.

— Никита, я...

— Ты в порядке? — Никита не дал мне ничего сказать.

— Да. Я...

— Тогда слушай, — снова прервал он. — Помнишь наше свадебное путешествие?

— Да...

— А от чего мне было плохо?

— Помню...

— Так вот сейчас мне опять плохо. От того же. Постарайся сберечь себя. Сделай все, что можешь. Я обязательно тебя вытащу. Скоро.

* * *

Сказать Никите еще хоть слово я не успела. Филипп забрал трубку так резко, что я чуть не упала, качнувшись за его рукой.

А спустя минуту начался хаос.

Уверенный, что переиграл всех, Фурнье не стал закрывать за собой дверь. Будто уже получил деньги, он расправил плечи и вышел в коридор.

Не оглянулся. Не съязвил на прощание. Просто наплевал.

Смеяться хотелось ему вслед... прыгать на месте, вспоминая последние слова Никиты. «Мне опять плохо», «скоро»… Никогда бы не подумала, что буду так радоваться страданиям любимого мужчины. Расцеловала бы его за этот понятный только нам намек на качку и морскую болезнь.

Никита ведь и правда чуть не умер во время нашего свадебного путешествия из-за тура на яхте по островам.

Ну а после, словно зритель в первом ряду, я наблюдала, как с сумасшедшей скоростью раскручивается вся ситуация.

Это было ярче, чем в любом кино. Намного острее. И гораздо быстрее, чем показывают режиссеры.

Никита продумал все до мелочей. Я не представляла, когда он успел и как вообще сумел все организовать. Думать, в общем-то, тоже не успевала.

Моя реальность сменялась как кадры в старинном проекторе для диафильмов.

На первом был праздник, радость от победы. Я готова была расплакаться от напряжения, когда услышала довольный крик Филиппа: «Деньги отправлены!»

На втором — шок.

Чуть сердце из груди не вырвалось, стоило через несколько минут после первого крика услышать еще один. На этот раз не Фурнье, а его помощника. Того самого, который вел меня из одного самолета в другой.

— Босс, к острову идут катера. Три штуки.

— Кто это? Вы кого-то вызывали? — Филиппа было не узнать.

— Это не наши. Больше похоже на береговую охрану.

— Что они здесь забыли?

— Проклятие... Это не береговая! Это кто-то другой! — разнеслось по вилле вместе с эхом.

На третьем снимке красовалась паника.

Я слышала голоса