Лидией, и тревога за семью, и боль от неминумой гибели товарища, ненависть, всеподавляющая ненависть к немцам. Мысли лихорадочно мчались вперёд: твёрдо выстраивалась последовательность предстоящих действий. Приближаясь к кострюковскому подворью, он испытал странное чувство, что это с ним уже случалось когда-то.

Крадучись, Яков подобрался к базу. Где-то рядом, продрогшие за ночь, пофыркивали лошади. В кухнешке бухал незнакомый пьяный голосина. Его перекрыл хохот другого полицая. У Якова сбилось сердце: «Здесь, дружок!» Не мешкая, держа пистолет наизготовку, он поднялся по лестнице вверх, отвернул гвоздь, прижимающий чердачную дверцу. У трубы стал на колени и, ползая, нашарил деревянный квадрат ляды. Вскоре его удалось поддеть ножом и, просунув пальцы, отвалить на сторону. Яков заглянул в горницу — в лицо пахнуло теплом, самосадным дымом и кислятиной объедков. Закусив рукоятку пистолета зубами, он спустился в потолочный проём и спрыгнул на половик. В зале скрипела кровать и слышался сдавленный стон Аньки. Со звериной чуткостью Яков замер, прислушиваясь. И метнулся в соседнюю комнату, негромко приказал:

— Вставай, сволочь!

На фоне светлеющей подушки заметил, как Мисютин, застыв, скосил голову, приподнялся на руках и стал сползать длинным телом. В упор, не целясь, Яков выстрелил дважды. Падая на пол, корчась, умирающий уцепился за колено любовницы. Та взвизгнула, отдёрнула ногу и натащила одеяло. Запах пороха отрезвил Якова. Он выбежал в горницу, рванул стол к зияющей над головой ляде. С грохотом посыпалась посуда. В дверь ожесточённо затарабанили. Яков вскинул табуретку на стол, залез на неё и, снова очутившись на чердаке, кинулся к фронтону. Спиной съелозил по поперечинам лестницы на землю. За углом хаты, матерясь, полицейские высаживали входную дверь. Он опрометью пустился по краю огорода к реке. Услышав заполошный хруст снега, кто-то из полицаев вышел на баз, заорал. На морозе резко щёлкнула винтовка. Не долетев, позади Якова звонисто вонзилась в твёрдый наст пуля.

Только на другом берегу, по хворостяной гати перейдя речку, Якову удалось-таки оторваться. Он добежал до бугра, обогнув околицу. И, обессилевший, подвернул к подводе.

— Что? — нетерпеливо спросил Лихолетов. — Засекли? По тебе стреляли?

— Гони! — запрыгивая на телегу, пресекающимся от частого дыхания голосом выдохнул Яков. — У них лошади...

— Мы набрались страху... за тебя, — призналась Фаина и заботливо набросила на ноги Якова дерюжку.

Отъехав несколько метров, возница стеганул дончаков. Трясясь на ухабах, Ефим, одетый в чёрную шинель полевой жандармерии, осведомился с явным сомнением:

— Убрал?

— Да! Пойди проверь! — вспылил Яков, не замечая прижимающейся к его плечу Фаины. Попробовал, да так и не смог свернуть дрожащими руками цигарку. И, слыша беспрерывный скрип колеса, с досадой вспомнил, что не запаслись в хуторе дёгтем...

18

Братья Шагановы встретились в фойе театра. Поручкались. Оживлённо переговариваясь, вошли в шумный зал. Его левую половину заняли представители оккупационной власти, а с правой стороны расположились земледельцы. Вдоль рядов витал душок перегара. Кого только не было здесь! И кубанцы в синих черкесках с красными башлыками, и горцы в национальных костюмах, в каракулевых папахах, с дорогим оружием, и красивые чернявые терцы в ладно подогнанных мундирах, и широкоскулые калмыки, и полицейские — от пестроты нарядов рябило в глазах! Но большинство всё же было в обычной крестьянской одежде. Высмотрев места, Шагановы пробрались и сели. В этот момент на сцену, украшенную хвойными гирляндами и цветами, с большим портретом Гитлера на заднике, вышел президиум съезда, человек пятнадцать. В числе их два немецких офицера. Делегаты встали, отвечая на нацистское приветствие. Степан Тихонович лишь покосился на брата, на его офицерскую форму, и не стал вскидывать руки.

Поглядывая вдоль стола, за которым усаживались его соратники, председательствующий, прилизанный мужчина степенных лет, задержал на одутловатом лице улыбочку и провозгласил:

— Господа! Дорогие немецкие друзья! Позвольте съезд земледельцев Ставрополья, Карачая, Кубани, Терека и Адыгеи объявить открытым! Для участия в нём приглашены лучшие представители крестьянства и казачества из освобождённых геройской германской армией районов. Согласно данным мандатной комиссии, в работе нашего форума...

Степан Тихонович негромко спросил у брата:

— Правда, что под Сталинградом зажали немцев?

— Как тебе сказать... армия Паулюса в трудном положении.

Вдруг из-за кулис грянули баяны и заиграл струнный оркестр. На авансцену выпорхнул хоровод барышень в русских нарядах. Тараща подкрашенные глаза и припевая «ай-люли», они отплясали и стали косой шеренгой.

Музыканты заиграли казачью плясовую. Потеснив девиц, лихо выскочили четыре молодца. Мелькая красными обшлагами черкесок, они покуражились, постучали каблуками и, выпятив грудь, с бравостью провозгласили:

Труби, горнист, большой поход

На подвиг сладостный и правый!

С Адольфом Гитлером! Вперёд!

Нас ждёт победа, мир и слава!

Под дружные рукоплескания артисты скрылись за кулисы. Степан Тихонович угрюмо заметил:

— Маскарад, да и только.

— Ну почему, — возразил брат. — Неплохо для поднятия настроения.

— Какое там настроение... Не до стишков...

Первым выступил посланник высшего германского командования, генерал — организатор съезда. Осыпав бранливыми выражениями «жидовско-советскую власть», он долго вдалбливал в головы делегатов, что будущим счастьем они обязаны войскам вермахта и великому фюреру, и объявил, что отныне на «расширенной территории рейха» обретает силу закон о новом порядке землепользования.

Для ответного выступления председатель съезда выкликнул агронома сельхозуправления Кочеткова. Плюгавенький человечек, взойдя на трибуну, выпалил хвалебицы в адрес германской армии и Гитлера, и поклялся, что делегаты не пожалеют жизней, чтобы утвердился справедливый строй на юге России. И даже крикнул «ура», которое поддержали в зале. Наконец заговорил о новом порядке землепользования. Во-первых, все законы и распоряжения советского правительства отменяются. Колхозы преобразуются в общинные хозяйства, земля которых обрабатывается совместно, а приусадебные участки объявляются частным владением и освобождаются от налогов. Во-вторых, совхозы и МТС передаются в германское управление. Далее в новом законе последовала такая путаница и неразбериха, что, сколько ни напрягался Степан Тихонович, так и не мог свести концы с концами, постичь суть. В разделе о переходе к индивидуальному землепользованию сначала указывалось, что общины, в которых имеются необходимые хозяйства и технические предпосылки, могут передавать крестьянам землю в частное пользование, а затем оговаривалось, что лишь в случае, если эти общины выполнили обязательства по поставкам. Всякий самочинный раздел запрещался. И тут же прибавление: общей формой наделения землёй в индивидуальное пользование является размежевание полей на полосы, которые распределяются соответственно севообороту. Явная непродуманность! Одно дело, если казаку давался надел паровой земли, а совсем иное, когда он получал деляну стерни. Первый на коне