– Хорошее утро выдалось в твой день рождения, – бодро произношу я, стараясь не обращать внимания на собирающиеся над морем тучи.

Она оглядывается:

– Я знала, что день будет погожий. Я пятьдесят девять лет ждала этого. Вот, даже подвенечное платье надела.

– Да ну? – Я трусцой догоняю Поппи и внимательнее разглядываю наряд из старого льна. – Неужели это то самое платье? Тебе ведь Рико его подарил, да?

– Нет, Джордж Клуни.

У тети на щеках появляются ямочки-морщинки, но потом очень быстро исчезают.

Она останавливается и смотрит на розовое оштукатуренное здание с поблекшей вывеской под навесом: «Пекарня Пьяченти».

– Здесь ты работала, – замечает Люси.

Но Поппи смотрит не на витрину пекарни, она подняла голову и разглядывает окно на втором этаже. Там горит свет.

– Твоя бывшая квартира, – понимающе говорю я.

– Да, наша с Рико.

Тетя смотрит на дом так, словно он и есть ее потерянная когда-то любовь. Потом она крестится и идет дальше к своей цели.

Утренняя месса только что закончилась, человек десять прихожан неторопливо спускаются по ступеням кафедрального собора Равелло. Поппи внимательно вглядывается в лицо каждого. Когда последний прихожанин уходит, тетя ставит ногу на первую ступеньку и смотрит на оставшиеся пятнадцать. Для нее это равносильно восхождению на Эверест.

Мы с Люси торопимся встать рядом, но тетя отмахивается от нашей помощи. Поппи расправляет плечи и кладет руку на бетонный парапет. На подъем у нее уходит целых шесть минут, но она совершает его с невероятным достоинством. Когда я тоже поднимаюсь и подхожу к ней, она держится за грудь.

– Браво! – Я целую ее в щеку.

– Рико мог увидеть. Я бы не хотела, чтобы он подумал, будто я не в состоянии преодолеть один лестничный пролет.

Я смотрю вниз на площадь, но, естественно, никакого Рико там нет и в помине.

Первый час исполнен надежды.

Я открываю дверь, и Поппи входит внутрь. Она быстро осматривает собор изнутри, на случай если Рико забыл, что они договорились встретиться снаружи.

Убедившись, что внутри пусто, тетя смеется:

– Сейчас еще только восемь утра. Он всегда любил поспать.

Колокола звонят девять раз. Солнце исчезло окончательно, на землю, как святая вода, опускается туман. Поппи стоит под козырьком у входа и, словно императрица свое королевство, царственно оглядывает площадь. Вот только наша королева высматривает одного человека, одного-единственного мужчину. Но его нигде нет.

Поппи не сдает позиции все утро. Только один раз ныряет в собор, чтобы «припудрить носик». Я снимаю свитер и кладу его на верхнюю ступеньку, чтобы Поппи могла отдохнуть. И почему я не догадалась взять какой-нибудь стул или хотя бы подушку? Тетя сначала протестует, но потом все-таки соглашается присесть. Это для нее тяжело, и нам с Люси приходится ей помогать. У меня даже мелькает мысль, что мы можем не довести ее обратно до гостиницы. Поппи не жалуется, но я-то вижу, как она морщится от боли, слышу хрипы у нее в груди. Тетя совсем плоха.

У нас за спиной открываются двери. Из собора выходит пастор – седой мужчина с длинным тонким носом. Увидев, как мы, словно три нахохлившихся голубя, сидим на верхней ступеньке, он останавливается.

– Святой отец, – обращается к нему Люси, – не могли бы вы нас сфотографировать?

– С превеликим удовольствием.

Я передаю священнику – он представляется нам как отец Бенедетто – свой смартфон, а Люси тем временем помогает Поппи подняться на ноги.

– Bei sorrisi! – говорит отец Бенедетто. – Улыбочку!

Он возвращает мне смартфон. Я проверяю, хорошо ли получилось, но в то же время замечаю, что Поппи подходит ближе к священнику. Она внимательно изучает его лицо и особенно нос. Потом прижимает руку к сердцу и говорит:

– Это вы! Вы венчали меня с мужем пятьдесят девять лет назад, здесь, в соборе Равелло. Мой муж был из Германии. Вы наверняка его запомнили.

Отец Бенедетто поджимает губы и качает головой:

– Нет, синьора, я служу в Равелло всего сорок лет.

– Но… – Тете изменяет голос.

Священник разворачивается и спускается по влажным ступеням собора.

– Ты, наверное, обозналась, – утешаю я тетю, поглаживая ее по спине.

Колокола звонят двенадцать раз. Начинается дождь, Я чувствую, что проголодалась, и предлагаю:

– Может, сделаем перерыв на ланч?

– У меня в желудке нет места для еды, там порхают бабочки. Я скоро увижу Рико.

– Брось. Давай прогуляемся, сколько можно сидеть на одном месте.

Но Поппи и слышать об этом не хочет.

– Вы идите, девочки. А я боюсь разминуться с Рико.

– Он тебя подождет, – заверяет ее Люси.

– Да, конечно, но зачем заставлять беднягу ждать? Он и так прождал достаточно долго.

1961 год,

Равелло, Амальфитанское побережье

Явидела все вокруг как в тумане и чувствовала на лбу мокрое кухонное полотенце. Где я? Я смутно помнила, как упала на лестнице.

Я попыталась сесть, но чья-то рука опустила меня обратно на подушку.

Откуда-то издалека донесся голос:

– Лежи спокойно.

У меня не было сил сопротивляться. Я закрыла глаза и снова впала в забытье. Потом сквозь сон услышала, что Роза просит меня открыть рот. Но так не хотелось просыпаться.

Вдруг что-то обожгло мне губы. Я вздрогнула и открыла глаза.

Роза сидела рядом со мной на краю дивана и держала в руке дымящуюся миску.

Она поднесла мне ко рту ложку и скомандовала:

– Ешь!

Жидкий соленый суп обжигал горло.

– Еще одну, – сказала сестра.

Я послушно ела, пока в миске не осталось ни капли супа.

Тогда Роза взяла чашку с водой и заставила меня пить. После второго глотка ко мне вернулся голос.

– Что ты здесь делаешь? – прохрипела я.

Сестра поставила чашку на стол.

– На прошлой неделе пришло письмо. – Она достала из кармана конверт. – Из Германии.

Я аж вскрикнула:

– Слава Богу! И ты из-за этого поехала в такую даль? Спасибо тебе, Роза.

Я потянулась за письмом, но сестра его не отдала.

– Лежи спокойно. Я сама прочитаю.

Моя любимая Поппи!

Молю Бога, чтобы это письмо застало тебя здоровой и невредимой. Может, ты читала и другие мои послания, а может, и нет. Я говорил тебе, что корреспонденцию в Восточной Германии частенько перехватывают, а бывает, что и конфискуют.