– КТО ТЫ? КТО ТЫ? КТО ТЫ?

Но ведь бежала она только прямо, никуда не заворачивая, а против всякой логики вернулась в исходную точку. Этот неф был заключен в закольцованное пространство. Никакого сомнения: подобная архитектурная уловка могла быть только делом рук Матушки Хильдегард.

Офелия кинулась в противоположную сторону, решительно настроившись найти проход. Ведь должен же он существовать, иначе как посвященные передвигаются здесь по своим делам? В какой-то момент, собравшись перевести дыхание, она оперлась о столп, объемный, как дерево. И тут ее глаза остановились на примостившемся в боковом нефе между двумя часовнями небольшом закутке, задрапированном желтыми шторами.

Исповедальня. Если внутри найдется зеркало, как в прошлый раз, то она спасена.

Офелия бросилась вперед, уже не заботясь о том, что ее могут услышать. Скорость сейчас была важнее скрытности. Она ударилась коленом о молитвенную скамеечку и скорее ввалилась, чем вошла в исповедальню.

Поискала глазами отражение, но вместо зеркала там была решетка. А позади решетки – чей-то профиль.

Какой-то подросток невозмутимо листал иллюстрированный журнал.

– Однако, мадемуазель, – сказал он, сдерживая зевок, – я полагал, что у вас это займет меньше времени.

И он обратил на Офелию свои очки с толстыми стеклами и лицо, перечеркнутое большим черным крестом.

В последний раз Офелия видела шевалье при дворе Фарука три года назад. Его осудили, изувечили, лишив семейного свойства, а потом сослали в Хельхайм, заведение с мрачной репутацией, куда на Полюсе помещали трудных детей.

– Меня там больше нет.

Подросток предупредил вопрос, облизав палец, чтобы перевернуть очередную страницу своего журнала. Офелия не узнавала его голоса – так он переменился. Разделяющая их решетка частично скрывала его, но ей показалось, что он здорово вырос. Густая шевелюра падала ему на плечи множеством светлых завитушек. Несмотря на черный крест и толстые очки, Офелия угадывала, что детскую припухлость лица сменили резкие, уверенные черты. Она собственными глазами видела его отражение на лаковой деревянной обшивке исповедальни, а значит, он не был ни Евлалией Дийё, ни Другим.

Шевалье не мог находиться здесь. Его присутствие в этом нефе, в этом Центре, в этой части мира было просто-напросто невозможно.

– Так это был ты, – выдохнула Офелия. – Все эти подстроенные фокусы, образец в музее, робот, которому придали сходство с моей матерью… Ты преподнес им мое прошлое на блюдечке.

Шевалье улыбнулся, продемонстрировав свои брекеты.

– Конечно. Я же им обещал.

– Кому – им?

В ушах Офелии стоял гул. Она больше не замечала, что у нее течет из носа, а на колене вздувается шишка. Шевалье был лишен своего семейного свойства, он больше не мог навязывать напитанные отравой иллюзии, но при этом не стал менее опасным. Ей следовало бежать из исповедальни как можно скорее.

– Кому? – продолжила допытываться она решительным тоном. – Кто вытащил тебя из Хельхайма? Кто действительно командует в Центре?

Шевалье захлопнул журнал, снял очки и прижался к решетке с такой силой, что металлические перекладины впились в его тело. Он широко распахнул глаза, столь же светлые, сколь темным был крест на лице.

– Здесь командуют те, мадемуазель, чье видение вещей неизмеримо шире! Они говорили со мной, как до того не говорил ни один из взрослых. Они дали мне второй шанс, в котором отказал мой собственный клан.

Офелия отступила к стене, когда шевалье просунул пальцы сквозь решетку и вцепился в прутья.

– Я ждал так долго… Считал каждый день в том ужасном заведении. Вы хоть представляете, как мне там было холодно? Я думал, что Она по крайней мере навестит меня.

«Она» в устах шевалье могло означать только Беренильду. Офелия заметила, что его ногти обгрызены до мяса. Владевшая им одержимость ничуть не ослабела со временем.

– Она не пришла, – добавил он, расплющивая улыбающиеся губы о решетку. – Она покинула меня, но я, ее рыцарь, никогда не покину ее. Близится день, когда я смогу дать ей всё, что она только пожелает. Они обещали мне изобилие! Хоть это у нас с вами общее, мадемуазель, верно? Дорогое существо, которое следует защищать.

Офелии всё меньше и меньше нравилось, какой оборот принимает разговор – если только это вообще могло сойти за беседу. Шевалье заходился монологами; в этом он тоже остался прежним.

Она приподняла занавеску своего отделения исповедальни и, к великому удивлению, увидела шеренгу желтых силуэтов. Какой же дурой она была! Она идеально сыграла свою роль. Наблюдатели всё предвидели, от ее побега через лаз до попытки скрыться через исповедальню. Послание было яснее ясного: что бы она ни делала, Центр всегда будет на шаг впереди. Отголосок будущего, вот в чём всё дело. Возможно, не обошлось и без провидческих рисунков Секундины.

Шевалье снова нацепил очки и вместе с ними вернул себе долю сдержанности.

– Разумеется, всё это является частью проекта, – преувеличенно вежливо пояснил он. – А вы сами принимаете в нем участие куда дольше, чем вам кажется. Для них вы особенная – хотя, по моему скромному мнению, вы по-прежнему удручающе заурядны. Они уже располагали столь полными сведениями о вас, вы бы даже удивились! От меня потребовались только отдельные… скажем так, наиболее значимые детали вашего прошлого. Ценность в ваших глазах музея на Аниме, ваш последний рабочий день там, сложные отношения с матерью, ну и прочие мелочи в этом роде.

Спасаясь от удушающей жары в исповедальне, шевалье стал обмахиваться журналом. Офелия различила на обложке розовых щенков. Она сдерживалась изо всех сил, чтобы не показать, какой униженной себя чувствует.

– Я никогда ничего не доверяла тебе.

– Но вы доверяли своему крестному. Я читал каждое из писем, которое вы отправляли вашему двоюродному дедушке, пока были на Полюсе. То, что я узнал, не слишком важно, – заверил шевалье, увидев, как Офелия стиснула зубы. – Важно, что теперь знают они. Например, они знали, что вы явитесь в Центр по собственной инициативе. Всего лишь вопрос времени, говорили они, нам остается только подождать. Это должно было стать вашим решением, понимаете, мадемуазель? Весь эксперимент зависел от этого. Как зависит и сейчас от того, что вы решите. Или вы послушно возвращаетесь в вашу часовенку, или мы устроим серьезные неприятности месье Торну. Или Лорду Генри, как его тут величают. Моя дама тяжело пережила, что я уничтожил ее клан; тем более я не хотел бы причинять вред ее племяннику.

Офелии показалось, что кровь застыла у нее в жилах. Слова шевалье вонзались ей в грудь, оставляя глубокие раны. Ей следовало бежать вместе с Торном, когда у них была такая возможность.

– Я хочу поговорить с ним.

– Это невозможно, мадемуазель. Они обязались не причинять ему ни малейшего вреда, если вы проявите добрую волю. Они всегда выполняют свои обещания. Вот вам крест!