Джеф подошел к двери, но не решился войти. Он боялся недвижных фигур внутри цилиндров — мертвых людей, которые, однако, не были мертвы. Джеф редко входил в это королевство холода и оцепенелости в дневное время и никогда после наступления темноты — лишь только отец или мать вносили его туда спящим. Случалось, он видел очень дурные сны, в которых он пробуждался в гробоподобном ящике и не мог выбраться из него, а толпа полумертвых глазела на него сквозь окошко, немыми гримасами угрожая ему и жестами показывая, как они съедят его, если он вылезет из стоунера.

Джеф был в ужасе от того, что не мог покинуть ящик, а если бы и смог — его разорвали бы на части каменные пальцы взрослых и перемололи бы своими каменными зубами.

Он рассказал этот сон родителям и психологу. Случаем про Бейкера Но Вили он поделился только с матерью, взяв с нее обещание, что она никому не расскажет. Очевидно, она не выдала психологу имя Бейкера Но Вили, но было невозможно, как объясняла она потом, не сказать психологу о воображаемых товарищах его детских игр или, как она иногда называла их, умственных миражах.

Джеф подозревал, что мать нарушила слово и назвала отцу имя Вили. То и дело отец намекал, что ему кое-что известно. Но отец никогда не признавался, что знает имя, а мать отрицала, будто рассказала эту историю отцу.

Мать предложила назвать этим именем мальчика, который однажды появился из комнаты стоунирования; Джеф доверил ей эту тайну и сказал, что не знает, какое имя дать мальчику. В эту пору мать была так обеспокоена «миражами» и фантазиями сына. Джеф никогда не спрашивал, откуда она взяла это имя и что оно означает.

Сын более не посвящал мать в свои секреты: он чувствовал, что она обманула его. «Бейкера не существует на самом деле. Ты придумал его, чтобы компенсировать свою собственную чрезмерную стеснительность и робость. Он твой брат-близнец — я имею в виду в твоем воображении — он еще и больше и сильнее и намного смелее, чем ты. Ты разыгрываешь свои фантазии, используя его как действующего по твоему уполномочию защитника».

Джеф не понял, что означают все эти слова — «компенсировать, чрезмерная, по уполномочию». Но он разыскал их в словарной ленте и выучил. Мать правильно оценивала его. Он был излишне застенчив, его задирали и обижали мальчишки в классе и более старшие, и даже девчонки. Когда они обзывали и дразнили его и угрожали побить или вправду колотили, он убегал прочь. Джеф не любил школу, правильнее сказать — ненавидел ее и старался как можно больше времени проводить в спальне. Здесь он учил по телевидению свои уроки, смотрел развлекательные передачи или играл с «воображаемыми» друзьями.

Как и многие другие, Бейкер был очень худой, когда появился впервые на белый свет, такой тоненький, что лучи проникали через него. Но со временем Бейкер сделался более плотным и непрозрачным. Он стал таким же реальным, как ребята в школе, только значительно более приятным. Другие товарищи-«миражи» Джефа постепенно исчезали — остался один Бейкер.

Бейкер не был плодом воображения. В том, что Бейкер не вымысел, Джеф был уверен, как в собственном дыхании. Джеф мог потрогать его тело, ощутить его основательность, его дыхание на своем лице.

В некотором роде Бейкер был реальнее его однокашников. Играть с ним так интересно; особенно радостно было, когда Джеф воображал, что обидчики находятся в его спальне и Бейкер всыпал им по первое число.

Бейкер в кровь избил бы задир, если бы Джеф не остановил его. Бейкер здорово умел драться и не боялся никого и ничего.

Сейчас он как раз появился из дверей и вошел в коридор. Казалось, его фигура неясно нависает над Джефом — Бейкер был значительно крупнее.

Бейкер почему-то был в уличной одежде — не в пижаме, как Джеф, которую он надевал перед сном. Он сказал:

— Давай поиграем, Джеф. Мы можем сейчас делать что угодно. Хоть на улицу пойти. Дома никого нет.

Джеф испугался.

— Что, и папа и мама ушли?

— Нет, глупыш. Они спят. Представим себе, что вся квартира наша и можем вытворять в ней что пожелаем.

Бейкер приложил палец к губам.

— Но давай-ка потише, а то разбудим папу и маму.

— Не знаю, — медленно проговорил Джеф, — хотя сердечко его сильно колотилось от волнения.

— Ну ладно, еще наделаем тут много шума, — сказал Бейкер. — Давай-ка смоемся на улицу, нас ждут приключения. Сейчас на улицах мало взрослых.

— А мониторы? — вспомнил Джеф.

— Кто следит за ними по ночам? — успокоил Бейкер. — Гэнки не смотрят за экранами, пока кто-нибудь не позвонит или не включится сигнал тревоги.

— Да, возможно, — вздохнул Джеф. — Но если мы откроем входную дверь, папа и мама сразу же услышат сигнальный звонок.

— Нет. Они же не знают, что нам известен код двери.

— Да, но.

— Трусишка! Маменькин сынок! Девчонка! Слабак!

— Не обзывайся, — попросил Джеф. — Ты же мой друг, мой брат-близнец. Не обзывайся. Мне это не нравится.

— Вот еще — буду, — ухмыльнулся Бейкер. — Я хочу расшевелить тебя, парень. Я люблю тебя, но иногда мне не очень-то нравится играть с тобой. Ты хотел больше походить на меня. Как же ты этого добьешься, если совсем не стараешься?

— Ладно, — сказал Джеф, — только сперва я должен переодеться.

Медленно и неохотно он надел на себя уличную одежду. Дрожа от страха он чувствовал одновременно и возбужденность. Может быть, и вправду он испытает настоящее приключение. Единственно, что беспокоило его… если его поймают, он будет наказан, а Бейкера никто не тронет. Джеф скомандовал настенному экрану совсем уменьшить яркость освещения в коридоре, и они вышли из комнаты. Вдруг кто-то из родителей проснется, заметит свет и встанет посмотреть, что происходит.

Уже на полпути к выходу Джеф услыхал голоса. Они были приглушенными, но отдельные слова Джеф мог разобрать. Он остановился и зашептал Бейкеру:

— Они проснулись! Мы не можем идти!

— Ты не хочешь, вот что! — сказал Бейкер. — Все равно пошли.

Они неслышно двинулись по коридору. Джефу казалось, что удары сердца разобьют ему грудь. Подойдя к чуть приоткрытой двери в спальню, Бейкер сказал:

— Давай-ка, послушаем. Может, что-то выясним. Ты же знаешь, взрослые так мало делятся с нами. Считают себя такими исключительными и недосягаемыми.

Джеф последовал за Бейкером. В спальне было темно. Отец и мать говорили так тихо, что Джеф разбирал лишь отдельные слова. Он уловил свое имя. Родители говорили о нем. Джеф напрягся, пытаясь расслышать больше, но голоса были еле различимыми, хотя и напряженными. Почему родители не снят в такой час и толкуют о нем? Прислушиваясь, он начинал понимать, что они обсуждают что-то давно очень беспокоящее их. В их словах чувствовалась и печаль и раздражение, злость друг на друга.