– Кто донесёт камень до черты, останется жив, – сказала Живана. – Разденьте их.

С пленников содрали одежду, не оставив ничего. Они переминались, неловкие и озябшие. В них сразу стало что-то от лягушек… Мужчине, который видит дряблую белую кожу своего живота и ощущает холод ветра и жар костра робко висящим концом, трудно проявить железную волю.

– Вперёд, – негромко скомандовала Живана. – Кто не возьмёт камень… тот очень пожалеет.

Что-то в голосе её было такое, от чего даже у стражников внутри слегка подобралось.

Бандиты мелкими шажками двинулись к костру. Обступили его. Присели. Потом один, постарше, решился: с воплем схватил раскалённый булыжник и понёсся к черте. Дым струями бил из кулака. Он пробежал шагов десять, перебросил булыжник в другую руку, попытался вернуть, обронил, прижал предплечьем к животу, отдёрнул руку, заплясал…

Его взяли за плечи и повели к дереву. Он не сопротивлялся, лишь тихо скулил, баюкая перед собой сожжённую руку.

Азахи деловито перебросили верёвку через сук и повесили бандита. Он подёргался и обвис. По ногам стекало дерьмо.

Второй отчаянно выхватил камень из огня двумя руками и понёсся к черте. Все смотрели на него. Он почти добежал! Просто, ослеплённый болью, не заметил кротовой норы…

Он встал, глядя растерянно. К нему подошли, но Живана подняла руку:

– Стойте! Подождём последнего.

Последний, вроде бы самый младший, огляделся. В лице его не читалось ничего. Потом он протянул руку, достал булыжник и, высоко держа его в пузырящемся кулаке, направился к Живане.

– Злобная сука! Ты думаешь, меня можно чем-то сломать? Вот тебе! – и он швырнул раскалённым булыжником ей в лицо.

Живана левой рукой перехватила камень и сронила на землю. Повязка тут же затлела.

Она неторопливо размотала тряпку, бросила. Кивнула на бандита:

– Повесить тоже. А того – нет. Он добежал бы.

– Сука! Я бы тоже добежал! А вы! Бабские лизуны!..

Ему двинули по затылку, и он прикусил язык.

Когда же накинули верёвку на шею, он стал кричать и биться, и потом хватался за верёвку, удлиняя свою смерть…

К Живане подвели помилованного. Ему позволили надеть штаны. Руки он держал на весу, и Живана знала, что только сейчас он начинает чувствовать настоящую боль.

– Ты будешь рабом в семье Никона Корнилия, которого вы убили. И не дай тебе Бог замыслить что-то дурное…

Потом было ещё несколько дней похода, но уже без стычек. Наверное, колонна выглядела слишком грозно, чтобы стать для кого-то желанной целью. Вроде бы чуть прояснилось, слева угадывались знакомые горы, а справа – далеко – росла новая гора, вершина которой светилась и ночью, и днем. Светились и тучи над горою…

Встреча произошла у Агафии, древней придорожной крепости, маленькой и аккуратной. Живана велела разбить лагерь прямо на склоне холма, ибо это было единственная возможность избежать сидения в бесконечной грязи, а сама с конвоем из двух азахов отправилась в самою крепость – за известиями и, может быть, распоряжениями. Из ворот выезжал небольшой отряд, она посторонилась, пропуская…

Первым ехал тысячник Венедим, она его узнала, да и как не узнать – Кипень… хоть и прибыл он к тысяче дня за три до битвы… Но рядом с ним ехал… ехал!.. От внезапного волнения она забыла имя. Муж её…

– Азар! Азаааар!!! Азарушка!!!

Он стремительно оглянулся…

Кузня

Алексей сложил телефон, сунул в карман. Усмехнулся. Усмешка получалась жестокой.

– Началось…

Он прошёл мимо Бога, махнув рукой: делай. Сам же закрылся в комнате, сел на продавленный диван и впустил в себя то, что видят подзорные птицы.

Это был вихрь, и требовалось время, чтобы слиться с ним.

Он видел и понимал всё сразу: садящихся в машины людей с оружием, и других, которые занимают позиции у окон и за неприметными баррикадами из старых автомобильных кузовов, в которые, как в коробки, насыпали песок и гравий; он понимал лихорадочную несдержанность одних, торопящихся ударить раньше, чем их самих сомнут и размажут, и остаточную уверенность других… и никто из них не знал, что происходит на самом деле.

Маленькая гангстерская войнушка… два-три выстрела из гранатомётов, много обычной пальбы. Нагло: почти рядом с тюрьмой. Но что же поделать – в разные головы пришли одни и те же – вполне логичные! – мысли. "Улус" обезглавлен, а потому опасен вдвойне, поскольку испуган и несдержан. В то же время – как бы бесхозен. В то же время – в головы тех, кто остался там на первых ролях, обязательно взбредёт, что в наезде виноваты слободские. И попробуй потом отмазаться. Спрашивать не станут, не тот сайз. Придут и порешат без разбора. Поэтому нужно стрелять первым, пока они там не связали концы…

"Парижане" с "ильинцами" быстро нашли общий язык. От своего человека в милиции им стало известно, что основная часть людей покойного Батыя соберётся на складах ЗАО "Юрасик", их традиционной опорной базы. В свою очередь, люди покойного Батыя от другого своего человека в милиции узнали о скором нападении – и приготовились к нему как могли…

Три машины – джип и два фургона "Газ-66" – подкатили к воротам "Юрасика", и две – к задам, где на территорию склада втягивалась железнодорожная ветка, которая лет пять не использовалась, но всё ещё была в целости и сохранности. Три десятка пёстро вооружённых молодых людей в камуфляже и масках вышли из машин и направились к тем и другим воротам…

Истекали последние минуты.

– Готово… – пробормотал Бог.

Алексей кивнул, не оборачиваясь.

– Скажи-ка, дружок, а почему ты делаешь вид, что ищешь здесь Белого Льва?

Алексей пожал плечами:

– Не знаю… Надо что-то плести им, вот я и плету. Чтобы не сбиться, плету знакомое.

– Самое смешное, что он, похоже, действительно где-то поблизости.

– А он нам нужен?

– Трудно сказать… Что-то в нём всё-таки есть.

– Ты говорил другое.

– А ты никогда не обращал внимание, что начинаешь различать новые подробности, приближаясь к предмету? Я ведь не говорю, что Белый Лев есть в точности то, что о нем болтают. Но – это не простой предмет…

– И где же он?

– Пока я только ощущаю его присутствие. Нужно время, чтобы нащупать.

– А-а…

…Вот и всё. Сейчас нападающих заметят, и начнётся пальба.

Мелиора. Столия

Жрец дополз. У него даже хватило сил произнести необходимые заклинания, и над чашей на крыше храма Бога Создателя занялось синее пламя. Но сил, чтобы отдалиться от этого пламени, у него уже не было. И если бы кто-то присматривался, то увидел бы, что бок у чистого пламени чуть запачкан – другим, желтоватым, коптящим…